Глобальная война или мировая революция?  За новую стратегию новой глобальной революции Новая глобальная социальная революция.

Глобальная революция. Конец второго тысячелетия стал периодом глобальной трансформации, охватившей не только политическое и идеологическое, но и социально-экономическое мироустройство. На планете формируется новая властная система координат.

При этом под сомнением оказался основной корпус сценариев развития человеческого сообщества. Сейчас утопично выглядит не только коммунистический проект, но и недавние прогнозы, описывавшие будущее в виде эгалитарной «глобальной деревни». Однако слишком много признаков указывает на то, что происходящее переустройство мирового сообщества может подвести его к критической черте глобальной нестабильности, пограничной линии новой эры, идущей на смену Нового времени.
Оценка подобных изменений в рамках прежней концептуалисти- ки (т.е. под углом стереотипов «резкого ускорения прогресса», «развития второй, информационной, фазы НТР» и т.п.) явно неспособна адекватно оценить ни драматизм исторического перехода, ни сам масштаб происходящих перемен, выдвигая на передний план не суть происходящего, а лишь его наиболее яркие, но все же принадлежащие прошлому черты.
Сформировавшиеся к концу XX в. элементы новой среды качественным образом меняют условия существования человечества. Социальный организм начинает активно отторгать прежнюю форму цивилизации, которая базировалась на принципе умножения опера
ционных отношений с окружающими объектами, сопровождаемого перманентным ростом зависимости от внешних источников энергии. Иначе говоря, человечество возвращает истории порожденные прежде органы (технические, организационные, социальные и т.п.) при одновременном утверждении и нарастающей экспансии новых, постиндустриальных структур, в гораздо меньшей степени связанных с биосферой.
Переживаемая человечеством глобальная трансформация -из- живание прежней формы социального бытия, исчерпавшей некоторое критическое число возможностей развития. Эта трансформация может стать впечатляющим прорывом за рамки материальной среды, тысячелетиями окружавшей и сковывающей возможности человека, но она же может явиться источником серьезных испытаний для человеческого рода. Глобальная революция есть окончание истории в прежнем ее понимании и переход к иным принципам организации мирового сообщества, к новым социальным горизонтам.
Новая экология. В мире идет интенсивный процесс формирования «медиакосмоса», информационно-технологической реальности, которая активно вторгается в традиционную систему взаимоотношений микро- и макрокосма в качестве их адекватного партнера. Человечество переходит к форме бытия, когда тенденция начинает доминировать над фактом, процесс над объектом, а понятие реальности индивидуализируется и становится субъективным.
Две характерные и противоречивые черты наступающей эпохи - это рост возможностей человека, раскрытие его потенциала и одновременно доминирование над ним искусственной среды обитания. Здесь видятся ростки своего рода «техногенного тоталитаризма», парадоксальным образом сочетающегося со свободой глобальных сетей виртуальной реальности. Естественная реакция общества на эту угрозу - появление «новой экологии», санирующей комплекс взаимоотношений людей с глобальным информационным театром действий, выходящим за пределы традиционных пространств истории и природы. «Новая экология» - это ответ человечества на появление сложных взаимодействий в системе «человек-окружающая среда», разворачивающихся в контексте «второй природы».
Глобальное сообщество в данном контексте может рассматриваться и как живой организм, у которого многоуровневая социальная дихотомия (от базовой ячейки общества - семьи до биполярной модели мира) есть выражение функциональной асимметрии (аналогично морфологии и принципам работы мозга), обеспечивающей поддержание динамической целостности социосистемы. Подобный баланс (обычно определяемый как отношения «мужское-женское», «правые-левые», «либералы-консерваторы», «Восток-Запад» и т.п.) в периоды крупномасштабных социальных сдвигов может претерпевать существенные перегрузки, что приводит к своеобразной
«невротизации» и даже «психотизации» социосистем: распространению локальных и региональных кризисов, других социальных турбулентностей, войн, вплоть до вероятности наступления продолжительного периода «темных веков» социальной аномии.
Социальное пространство искажается также в результате интенсивного развития привычных информационно-коммуникационных средств, включая меняющийся облик средств массовой информации, их прогрессирующую способность к созданию и введению в общественное сознание устойчивых мифологем. Возникает опасность массированных и целенаправленных изменений информационной среды обитания, откровенного манипулирования ею, создания политически и экономически ориентированных артефактов и аберраций.
«Новая экология», объединяя мониторинг и терапию природных, техногенных, социальных и информационных процессов, подразумевает активное соучастие общества в происходящей трансформации сложившихся форм отношений человека с окружающей средой. Люди уже столкнулись с реальностью крупномасштабных, долговременных и порой необратимых деформаций природы. Теперь человечество осознает непростой вызов устойчивых модификаций искусственной среды обитания (включая генезис сверхоткрытого социального пространства), возможность фундаментальных изменений биопсихологических, мировоззренческих и духовных основ существования.
ЭКОЛАР III. Распространение феномена «ползучей нестабильности», растущий экономический разрыв между Севером и Югом, существование районов антропологического бедствия - все это указывает на непрочность социальной ткани современного мира, на наличие в нем серьезного дисбаланса. Подобная дисгармония подчас приводит к тотальной обездоленности на обширных пространствах планеты и невозможности обеспечить право человека на жизнь. Возникает необходимость введения серьезных коррективов в сценарии развития цивилизации, изменения сложившихся представлений о путях и целях исторического процесса.
Под эгидой экологии формируется нечто большее, чем борьба за охрану окружающей среды. Экология из проблемы сохранения биосферного равновесия превратилась в императив гармоничного развития цивилизации. Третий уровень комплементарности (social ecology, SOCOL) констатирует необходимость учета социального фактора в генезисе экологического кризиса, усиления попечения о состоянии и динамике антропосферы (т.е. о настоящем и будущем населения планеты), внимания к самой парадигме развития человеческого сообщества.
В 1987 г. Международная комиссия по окружающей среде и развитию (МКОСР) подготовила для ООН доклад «Наше общее будущее», в котором наряду с констатацией кризисного состояния эко
сферы Земли подчеркивалась необходимость нового подхода к проблеме развития, а также к положению в странах «третьего мира». «Окружающая среда, - говорилось в предисловии к докладу, - это место нашей жизни, а развитие - это наши действия по улучшению благоденствия в ней. Оба понятия неразделимы... С неравномерностью развития, бедностью и ростом народонаселения связаны многие из критических проблем выживания. Все они вызывают беспрецедентную нагрузку на земельные, водные, лесные и другие природные ресурсы планеты, прежде всего в развивающихся странах. Сжимающая спираль бедности и ухудшения качества окружающей среды характеризуется потерей огромных возможностей и ресурсов»10. Еще в начале 70-х годов Индира Ганди говорила, что бедность - это «сильнейший загрязнитель окружающей среды». Но и этнополити- ческая нестабильность, существование народов и государств-изгоев указывают на необходимость «экологизации» национальных, расовых и классовых отношений, на императивный характер социальной экологии.
Экология и экономика - две стороны процесса обустройства жизни, глобального домостроительства. Между ними существует органичная связь. Развитие не сводимо к экономической динамике, а последняя - к экономическому росту. Нестабильность сугубо экономической экспансии негативно отражается на состоянии экологии, искажая и ухудшая условия существования на всей планете, создавая новые крупномасштабные проблемы (например, демографическую, что приводит на практике к «геноциду нерожденных» - поощрению искусственного прерывания беременности).
Конечно же, с развитием экономики у общества появляются дополнительные возможности активного, целенаправленного воздействия на состояние среды обитания, но растет и понимание «катастрофического потенциала» этих возможностей. Специфика современной экологической угрозы состоит в том, что она носит преимущественно антропогенный характер и влечет глобальные последствия. Развитие индустриальной цивилизации (создание АЭС, химических производств, средств активного воздействия на природу и т.п.), с одной стороны, и разработка неядерных видов оружия массового поражения в странах «третьего мира», наряду с растущей фрустрацией жителей регионов-париев, - с другой, открывают широкие возможности для сравнительно нового социального явления - «экотерроризма» на уровне индивидов и групп или экологической агрессии на национально-государственном уровне.
Сценарии развития Севера также содержат семена катастроф, причем не только из-за нарастающего загрязнения и разрушения окружающей среды. Современная экономика все более явно проявляет склонность к абсолютизации схоластичной финансовой деятельности и совершенствованию прежде всего соответствующих
технологий. Однако теоретически (а иногда и на практике) прибыльной может оказаться и фиктивная (но при этом вполне законная) и даже деструктивная деятельность. К тому же в условиях кризиса государственности происходит сокращение возможностей эффективного воздействия на возникающую «финансовую цивилизацию» со стороны традиционной сдерживающей силы - гражданского общества и национальных правительств.
В этих условиях может происходить расширенное воспроизводство не столько реальных товаров и услуг, сколько услуг в особой, «узкой» (но более чем значительной с точки зрения образующихся доходов) валютно-финансовой сфере, самофинансирование таких взаимоотношений, наращивание их колоссального потенциала, уже сейчас способного создавать крупномасштабные коллизии, своеобразные экономические артефакты. В свою очередь, развитие современных высоких и «зеленых» технологий требует интеллектуальных усилий, серьезных капиталовложений, зачастую несостоятельных с финансовой точки зрения. Все более отрываясь от производства, финансовая сфера рискует создать мир, где и экологический коллапс является всего лишь крупномасштабной абстракцией и источником прибыли.
Все это отчасти напоминает ситуацию с ядерной гонкой, породившей внутренне логичную, но объективно абсурдную систему, бессмысленную и опасную с точки зрения ее технологического совершенства, аккумулировавшую и фактически омертвившую человеческий гений, но вместе с тем являвшуюся реальным, действенным фактором международных отношений. Равным образом в мировой экономике намечается процесс перманентной «финансовой гонки», также чреватый масштабным отчуждением творческих возможностей человечества от их конструктивного использования.
Успех или поражение в этой «тихой войне» против новых непер- сонифицированных угроз миру связаны не только с формальным их осознанием, но и- с реальной готовностью мирового сообщества предпринять интенсивные, целенаправленные усилия для формулирования и воплощения в жизнь новой экологически и социально ориентированной стратегии развития.
В настоящее время в мире, по сути, происходит драматичное столкновение различных концепций, идеологий развития: «неконтролируемого развития» («невидимой руки» рынка); «структурной перестройки» (адаптации ряда сегментов мировой экономики к нуждам глобального рынка); неосоциального «устойчивого развития» (сопрягающего экономическую деятельность с решением социальных и экологических проблем) и, наконец, форсированного «сверхразвития» (выбирающего приоритетные направления и акцентирующего ресурсы человека, а не природы в качестве основного источника современной цивилизации).

В свете нарастающей критики модернизации как универсального пути человечества актуализация социальных и биосферных приоритетов напоминает об альтернативных кодах построения хозяйственной деятельности в рамках восточных культур. Так, восточная модернизация, во многом определившая феномен тихоокеанской революции, демонстрирует особенности подхода, проявляющего внимание к целенаправленной промышленной политике и социальной стабильности. Быть может, неудачи ряда стран Юга на пути догоняющего развития свидетельствуют о существовании иного, более органичного для них алгоритма построения хозяйственной деятельности, например акцентирующего поддержание экобаланса.
Комплексная стратегия мирового сообщества должна, по-видимому, умело сочетать тактические, паллиативные возможности «устойчивого развития» со стратегическими резервами «сверхразвития». Но главное все же - революция сознания, направленная против фетишизации материальной сферы жизни, экономистичной концепции прогресса, способного вовлечь страны и народы в бесконечную гонку за призраком всеобщего материального изобилия. Речь при этом, по-видимому, идет не просто о социальной коррекции развития, а о формировании нового мировоззрения, альтернативной идеологии эпохи Нового мира.
Основной комплекс концептов этой идеологии в области развития сводится к следующим постулатам.
Во-первых, миру необходимо принять на себя бремя самоограничения, признать новую логику взаимодействия единого человечества и отказаться от ряда иллюзий общества потребления (неоправданно стимулирующего не только гипертрофию естественных, но и форсированное развитие искусственных потребностей). Альтернатива такому усилию - повсеместное утверждение принципов экономистичной целесообразности, включая применение дискриминационных мер социального регулирования (преимущественно по отношению к жителям Юга), закрепление стереотипа второсортности мировой периферии и «маргинальных зон цивилизации», а в конечном счете - торжество экономического расизма как нормы взаимоотношений в Новом мире.
Во-вторых, необходимо подготовить и осуществить, наряду с уже происшедшими кардинальными политическими и социально-экономическими изменениями, глобальный экологический проект общества XXI в., который обеспечил бы технологический прорыв, существенно меняющий взаимоотношения человека с окружающей средой, минимизирующий использование природных ресурсов и производство отходов, определяющий восстановление биосферы как интегральной части хозяйственной активности. При этом «зеленые технологии» должны разрабатываться и дорабатываться с учетом возможности их повсеместного использования, с тем чтобы высокотех
нологичное производство не имело дискриминационного характера и не дополнялось наличием ареалов низких и грязных технологий, сводящих на нет достигнутый прогресс. На этом пути существуют серьезные преграды в виде сложившейся геоэкономической реальности, типологии разделения труда и хозяйственных связей, стремления к получению сверхприбылей за счет ограничения доступа к результатам научно-технологической революции.
В-третьих, человечество поставлено перед необходимостью изменить сложившийся во втором тысячелетии стереотип прогресса как перманентного развития прежде всего материальной культуры общества. В этот период западная цивилизация, доминировавшая на планете начиная со времен крестовых походов и географических открытий и кончая эпохой создания мирового рынка, направляла свои усилия преимущественно на осуществление территориально-экономической экспансии. Тот факт, что кризис данной культуры, сосредоточенной на материальной сфере и одновременно гипертрофирующей ее финансовую парадигму, разразился именно на пороге третьего тысячелетия, имеет, по-видимому, достаточно глубокие корни.
Экономика - составная часть политики и этики (традиция, идущая от Аристотеля). Решение экономических, и соответственно экологических проблем лежит в конечном счете в области духовного поиска. Кризис мировоззрения не может не проявиться в социальном тупике и стратегической растерянности. В подобном контексте становятся понятными столь обычные для XX в. попытки социального творчества, поиск новых моделей жизнедеятельности человечества, стремление апробировать различные формы хозяйственной и социальной активности. Стратегия «ЭКОЛАР», объединяя сохранение и воспроизводство биосферных ресурсов (экоэкономику), интенсивную деятельность в области фундаментальной науки и высоких технологий (эврикономику) с развитием творческого потенциала человеческой личности (эго- и эндоэкономику), стремится дать свой ответ на вызов времени. Создание трансрегиональной сети автономных модулей экологически ориентированного развития позволило бы приступить к реализации нового социального алгоритма деятельности в условиях доминирования прежней системы связей.
ЭКОЛАР IV. Кризис привычной версии рыночной экономики выражается, с одной стороны, во все возрастающем применении пост- рыночных методов регулирования мирового хозяйства, императиве целенаправленного управления его развитием. С другой стороны, рыночные принципы во взаимоотношениях государств на деле реализуются далеко не в полном объеме. Подобный «волюнтаризм» заложен в самом фундаменте существующих хозяйственно-правовых норм, регулирующих повседневность мирового разделения труда. Относится это и к экологическим проблемам.

Экономика индустриально развитых стран существует как бы в кредит, не внося соответствующую плату за используемые ею колоссальные объемы биосферного потенциала. Так, согласно имеющимся предварительным подсчетам, экономическая стоимость кислорода, производимого тремя «легкими» планеты (лесами бассейна Амазонки, Центральной Африки и Северной Евразии) и безвозмездно потребляемого промышленной цивилизацией, составляет десятки миллиардов долларов ежегодно. Переход к справедливому учету подобных реалий (в частности, введение института биосферной ренты) может иметь шоковое воздействие на мировую экономику, в чем-то аналогичное нефтяному кризису 70-х годов. Четвертый уровень комплементарности (ecological order, ECOLORD) фиксирует императив нового экологического порядка (НЭЛП), кардинально меняющего характер и образ мировой экономики.
Предвидение этого нового порядка уже сейчас в чем-то влияет на экономическую логику мира. Постепенно меняются принципы организации хозяйственной деятельности, производственные циклы, распределение затрат и определение стоимости, ценообразование и т.д. По-видимому, не случайно в одной исторической точке сошлись процесс критического истощения биосферы, фундаментальный кризис развития и нарастающая экспансия индустрии «невещественного» производства, в значительной мере независимого от окружающей среды.
Происходят определенные изменения и в международных экономических отношениях. «Некоторые государства, - отмечается в докладе Международной комиссии по окружающей среде и развитию, - предложили списать часть долгов „третьего мира“ с целью способствовать сохранению под международным контролем влажных лесов Амазонки. В ряде латиноамериканских стран, включая Боливию, Коста-Рику и Эквадор, реализация подобных проектов уже началась»11. В большей степени принимается также в расчет нежелательность нарастания социальных, психологических и моральных деформаций (о чем свидетельствует, например, опыт крупномасштабной борьбы с наркобизнесом).
Однако реальность сверхэксплуатации экологических ресурсов планеты при фактическом отсутствии механизма их адекватной оценки все же существует. В результате вместо гармоничного сопряжения социальных пространств Севера и Юга вырисовывается перспектива установления резко иерархизированной, «двуслойной» реальности. В мире, где национально-государственные границы утрачивают былую актуальность, возникают новые, не менее прочные социально-экономические барьеры, разделяющие людей своеобразными чертами оседлости. Декларируемое в большинстве проектов постиндустриального общества формирование глобальной деревни на деле слишком уж похоже на строительство многоэтажной конст
рукции с теоретическим правом, но не обязательно с реальной возможностью свободного в ней передвижения. В итоге ряду стран и даже регионов, включая Африку, грозит превращение в социально- экономическое гетто человечества.
Возможность «сословного» расслоения цивилизации подтверждается особенностями современных пространственно-временных характеристик антропосферы. Параллельно формированию единого информационно-коммуникационного и экономического пространства на планете подспудно разворачивается прямо противоположный процесс распада связи времен. Будучи современниками (в физическом смысле), жители различных «миров» существуют в значительно разнящихся социально-экономических локусах. Простое перемещение из одной страны в другую нередко напоминает путешествие во времени. Образующийся таким образом многомерный пространственно-временной континуум, сотканный из несхожих реальностей, демонстрирует весьма причудливые конфигурации «социальных континентов».
Различное качество времени выражается, в частности, в его дефиците в одних регионах планеты и переизбытке в других (в основном в районах «четвертого мира», включая Африку), что, кстати, способно превратить время в экзотический объект торговли, новый экспортный товар, принимающий самые различные материальные и нематериальные формы, в том числе тривиальные: например, создание объектов с непомерными затратами ручного труда.
Иная, нежели в западном мире, геометрия хронотопа в восточных и африканских обществах (замкнутая, скалярная) предполагает также изначально присущий им приоритет социальной стабильности над поступательным развитием. Отсюда - установка на устойчивый контроль над окружающей средой, экологизацию хозяйственной жизни. В основе восточной экономики лежит тяга к созданию скорее сбалансированной среды обитания (включая социальную), чем результативного промышленного производства. Поэтому существует объективное несовпадение промышленно ориентированных стратегий развития с социально ориентированной структурой социума. Экономике в европейском понимании этого термина принадлежит не главенствующая, а подчиненная роль в африканской культуре, она не имеет там самодовлеющего характера.
Нарастающая нестабильность может привести к повреждению вектора общей судьбы человечества. Опасность заключается в замыкании, уплощении, прямом коллапсе социального времени в ряде стран и районов, как бы выпадающих из актуальной реальности, в образовании замкнутых деструктивных пространств (своего рода карантинных зон). Их прогрессирующая изоляция, своеобразная «автаркия хронотопа», чревата стремительной архаизацией ряда
сообществ, нарастанием в них хаоса, уходом в тупик циркулярного времени или провалом в пропасть инволюционного течения социальной динамики. Дисгармоничные отношения подобных районов- париев с окружающим миром могут перерасти в перманентные очаговые конфликты, сливающиеся в некую целостность, которая содержит прямую угрозу конструктивной эволюции человечества. Между тем умелое сочетание взаимодополняющих типов цивилизаций могло бы стать источником процветания для всех частей мирового сообщества.
Понимание гибельных последствий ядерной войны уже сыграло серьезную роль в трансформации международных отношений. Возможность роковых последствий крупных социальных, экономических, этнических и экологических деформаций вновь заставляет человечество искать выход из критической ситуации, обозначившейся на пороге XXI в. Идея установления НЭЛП предполагает участие всех сторон «мультиполярного мира» в определении новых принципов международного разделения труда. При этом возможны два пути утверждения грядущей эколого-экономической парадигмы: конфронтационный и конструктивный.
Как ядерная война не обладает национальной принадлежностью, так не может ее иметь и экокатастрофа. Экологические проблемы в конечном счете поражают и беднейшие, и богатые страны, заставляя осознать общую взаимозависимость, побуждая выйти за пределы национального или группового эгоизма. Паллиативное, конъюнктурное равновесие, достигнутое на несправедливой основе, жертвующее интересами одной части человечества ради другой, чревато долговременной конфронтацией Севера и Юга в XXI в., которая может роковым образом повторить изгибы «холодной войны» XX в. и в конце концов привести к мировому катаклизму.
Но реален и путь конструктивного сотрудничества, признающий право на достойное существование за жителями всех регионов Земли. Осуществление крупномасштабных и комплексных проектов, нацеленных на гармонизацию отношений с окружающей средой, продуктивно лишь в условиях заинтересованного взаимодействия Севера и Юга. Экологически ориентированное переустройство кризисных районов, их союз с научно-технологической революцией рождает новый глобальный контекст, в котором эколого-инновацион- ная трансформация предстает как интегральная часть совместной социальной и хозяйственной активности.
Экосистема планеты - своего рода «глобальный модуль» ЭКОЛАР - в таком случае будет представлять сочетание следующих видов позитивной деятельности: а) «невещественной» экономики постиндустриального типа; б) высокоиндустриального производства, резко уменьшающего степень техногенной нагрузки на окружающую среду; в) сбалансированной и сокращающейся ресурсно

сырьевой активности; г) высокодоходной деятельности по воспроизводству биосферы и рекреации природы.
После «Илиады» - эпохи мировых войн и долгого периода конфронтации - человечество может приоткрыть страницы «Одиссеи» - нелегкого пути возвращения к своему порушенному дому и его последующего восстановления. * *
Реализация изложенной выше экологически ориентированной стратегии развития зависит не только и не столько от форсированных усилий по ее претворению в жизнь, сколько от простого факта - есть ли у мирового сообщества действительная необходимость и желание ее осуществить. Очевидно, что воплощение стратегии «ЭКОЛАР» на Африканском континенте, т.е. социально-экономический прецедент соединения экологической, социальной и инновационной деятельности в кризисной зоне планеты, потребует совместных действий мирЬвого сообщества, в том числе финансовых затрат. Однако сумма этих затрат предположительно была бы ниже, а позитивный эффект - выше по сравнению с традиционными вариантами решения социально-экономической ситуации в Африке (с учетом комплементарного характера стратегии, позволяющего вводить ее в действие, создавая отдельные модули целостного проекта). При этом даже частичное осуществление программы означает инициирование стабилизации положения в кризисной зоне, чреватой широким спектром негативных событий для всего мира.
Вместе с тем совместные действия мирового сообщества по претворению в жизнь стратегии глобальной социально-экологической «терапии» (своего рода профилактической миротворческой акции против неперсонифицированной, но серьезной угрозы международной безопасности) обусловлены реальной перспективой ухудшения условий жизни на планете и последующего «взрыва отчаяния».
«Архипелагная» стратегия создания трансрегиональной сети социально-экономических структур опережающего развития, включая кризисные районы, объединяла бы в единое целое различные регионы планеты, сдерживала бы отрицательные последствия «сословного» геоэкономического размежевания и вероятность развития новой формы глобальной конфронтации Севера и Юга в XXI в. Данная стратегия, являясь интеллектуальной инфраструктурой, может оказаться полезной также для совершенствования методов социального проектирования. Наконец, комплементарная стратегия «ЭКОЛАР» могла бы представлять интерес не только для Африканского континента.
Концепция комплементарного экологически ориентированного развития кризисных районов мира была впервые изложена автором на научно-практической конференции «Использование формальных методов в социально-политических исследованиях» (ИАф. РАН, ноябрь 1988 г. См. также Народы Азии и Африки. М., 1989, № 3; Владимиров А. Использование формальных методов в социально-политических исследованиях. Научно-практическое совещание в Институте Африки АН СССР (Москва, ноябрь 1988). - Новое политическое мышление и процесс демократизации. Советская ассоциация политических наук. Ежегодник. 1990, с. 265-269). См. также: Неклесса А.И. ЭКОЛАР: комплементарная стратегия развития. - Материалы V Всесоюзной конференции африканистов. М., 1989. Текст меморандума приводится по публикации в журнале «Восток». М., 1995, № 5 (с незначительными изменениями). Подробнее см.: НеклессаА.И. Глобальная стратегия США и Африка. - Актуальные проблемы современной Африки. Материалы выездной сессии Научного совета АН СССР по проблемам Африки, состоявшейся в Тбилиси 2-5 июня 1987 г. Вып. 1. М., 1988. Американский капитализм в 80-е годы. Закономерности и тенденции развития экономики. М., 1986, с. 301. Подробнее см.: Неклесса А.И. Неоглобализм и Африка. - Африка в стратегии империализма в 80-е годы. М., 1988. Неклесса А.И. Глобальная стратегия США и Африка, с. 92-93. Характерно, что в связи с тяжелыми проблемами, ожидающими Тропическую Африку в XXI в. из-за распространенности СПИДа, поразившего прежде всего городские конгломераты континента, формируется оригинальная точка зрения на природу данного заболевания как на своеобразный «корректор» самоорганизующейся социосистемы, отторгающей чужеродную цивилизацию. Наше общее будущее. Доклад Международной комиссии по окружающей среде и развитию (МКОСР). М., 1989, с. 9. Подробнее см.: Неклесса А.И. Социальная напряженность и проблемы устойчивости режимов. - Социальная напряженность и проблемы устойчивости правящих режимов африканских государств. М., 1988. Наше общее будущее, с. 9. Там же.

Накануне 100-летия революционных октябрьских событий в России на государственном уровне о них стараются не вспоминать. По словам пресс-секретаря президента Дмитрия Пескова, «а что тут отмечать?». Но проблемы социального расслоения никуда не делись, при этом угнетенными классами сейчас считают себя все – от люмпенов до крупных бизнесменов. Среди молодежи все больше запрос на некую «социальную справедливость» и революцию. О том, какой именно призрак бродит по сегодняшним Европе, России и США, и почему в долгосрочной перспективе революция станет всемирной, «Новый День» поговорил с кандидатом философских наук, доцентом УрГПУ, членом Союза российских писателей Андреем Коряковцевым.

Актуальна ли классовая теория сейчас?

Классовая теория изгнана ныне из российской академической науки и российского образования. Между тем сама повседневность капиталистического общества напоминает нам о ней ростом социального и имущественного неравенства. Более того: напоминают нам о ней и сами власть и собственность имущие, подобно калининградскому губернатору, одобрившему недавно сокращение компенсаций за детский сад, либо известному предпринимателю и блогеру Варламову, который открыто заявил, что он «… вертел профсоюзы». Кто их тянет за язык высказывать прямо свои классовые интересы? Они стали честнее или утратили всякие понятия о социальной ответственности (если таковые у них были)?

Это моральный прогресс или регресс? (смеется). Проблема именно в том, что идеология как совокупный разум их класса заставляет этих господ отрицать классовую теорию, а их повседневная личная практика – подтверждать . И те из них, кто честнее – да, честнее! – тот просто прямо выражает свой классовый интерес, и, не желая того, подтверждает правоту теории классов.

Выходит, сами буржуазия и чиновники пропагандируют революцию?

Строго говоря, не из всякой классовой теории следуют революционные выводы. Существуют разные классовые теории. Первую, ее можно назвать распределительной, создал еще Аристотель. В ней критерием различия классов является размер присвоенного богатства. Общество с этой точки зрения легко разделить на три класса: богатые, бедные и средний класс.

Вторая сформировалась у французских экономистов XVIII века. Критерий отличия здесь уже другой: производительность. Кенэ выделил «производительный» и «бесплодный» классы. Его последователь Тюрго (которого считают одним из основоположников либерализма, кстати) «производителей» разделил на капиталистов и наемных рабочих. Под последними он понимал тех, кто не является собственником земли, занят только производительным трудом и зарабатывает деньги лишь продажей своей рабочей силы. Не правда ли, напоминает Маркса? Затем учение о классах и о классовой борьбе было развито французской исторической школой, прежде всего, Тьерри и Гизо. Именно их упоминает Маркс, когда отводит от себя заслугу создания классовой теории. Он, правда, к выделенным Тюрго признакам пролетариата добавляет еще один: участие в производстве прибавочной стоимости, отличая тем самым промышленный рабочий класс от докапиталистического пролетариата, работающего по найму (таковым были, например, слуги Фигаро или Труфальдино). Таким образом, вопреки утвердившемуся мнению, Маркс не является автором классовой теории как таковой. Более того: она зарождается в рамках буржуазной науки и сама по себе лишена революционных выводов.

В чем же тогда вклад Маркса в классовую теорию?

В том, что он превратил ее в весьма специфическую теорию социальной революции, ибо осмыслил ее не только исторично, но и антропологически. Еще до Маркса, английскими экономистами было показано, что существование классов связано с конкретными экономическими условиями: с разделением труда, регулярным, но ограниченным избытком продуктов труда, неравенством в распределении, неравенством в собственности и т.д. Если суммировать: коренная причина существования классовой структуры в том, что над человеком господствует экономическая необходимость, экономическая целесообразность. Следование ей есть разум, и есть свобода. А вот согласно Марксу, «царство свободы» начинается за пределами экономической необходимости, и, стало быть, классовая принадлежность характеризует социально-экономический статус личности, но не саму личность. Следовательно, личность способна, в принципе, выходить за рамки классовой ограниченности, например, в своей творческой или научной деятельности.

Отсюда следует: первое . Личностное развитие означает развитие внеклассовое, выходящее в сферу всеобщих смыслов: чтобы Роберт Шуман стал великим музыкантом, он должен был порвать с перспективой карьеры банкира. Или: Томас Элиот работал в банке, но предпочел стать, в конце концов, профессором литературы. Второе. Критерием победы рабочего класса является устранение не только капиталистов, но и себя самого, как класса. Если буржуазия как буржуазия наслаждается своей классовой исключительностью, консервируя классовость, то объективной целью рабочих является уничтожение не отдельных классов, а классовой структуры как таковой. А это возможно не военными и не политическими, а только экономическими средствами: уничтожением труда как экономической необходимости, вытеснением человека из сферы материального производства, созданием условий личного развития и свободной деятельности и т.д. Словом, по Марксу, подлинной революционной задачей является преодоление классовой борьбы, а не ее постоянное нагнетание, как следовало из сталинской демагогии. Причем, это преодоление означает не забалтывание классовых противоречий или игнорирование социальных проблем, а действительное их решение.

Вопреки либеральным и консервативным мифам, общество развивается из собственных противоречий, а не из чужих достоинств или недостатков.

Политика властей делает революцию неизбежной, и если вы не хотите революции «снизу», как в России в начале XX века, сделайте ее хотя бы «сверху», как Рузвельт или шведские социал-демократы. Я это говорю не с точки зрения желаемого, а с точки зрения сущего: если власть перед лицом растущих социальных проблем не выбирает путь «революции сверху», она неизбежно получает «революцию снизу».

Верно ли, что классовая теория устарела и неприменима к сегодняшней реальности?

Та, которая разработана в классическом марксизме, на материале либеральной модели капитализма, естественно, в чем-то устарела. Ну, хотя бы в силу повсеместной деиндустриализации и усложнения классовой структуры. Вот, например, цифры: более 70 % рабочей силы США с 80-х годов сконцентрировано в сфере услуг и образования. Промышленный рабочий класс перестал доминировать в современной экономике. Но это не значит, что устарела сама классовая теория.

Ни Маркс, ни Ленин, не выделяют в качестве признака рабочего класса технологию. Уходит промышленный рабочий класс – приходит новый, связанный с новыми, информационными средствами производства. Давайте назовем его словами Писарева: «мыслящий пролетариат». Или словами Андре Горца: «когнитивный пролетариат». Можно вспомнить и выражение Маркса: «конторский пролетариат», или «офисный планктон», по-нынешнему. Можно назвать его по-разному, а суть останется.

А в чем суть?

Суть в классовом антагонизме, в основном классовом противоречии. Оно с XIX века остается неизменным, будучи сформулированным Марксом так: это противоречие между общественным характером производства и частным характером присвоения .

Другой вопрос, что это противоречие проявляло себя в разные эпохи по-разному. Понятно, что в советском обществе или в условиях западного welfare state оно не выражалось так, как в классическом капитализме, знакомом нам по Диккенсу, Золя или Драйзеру.

Но это не значит, что советское общество и welfare state были лишены классовых противоречий. Просто классы были в них другими, по-другому выражались и противоречия между ними. Первое, что бросается в глаза при изучении обществ, которые сложились в послевоенную эпоху на Западе, а потом и в России после развала СССР: гражданская буржуазия не является в них господствующим классом. Эти общества представляют собой парадоксальный, своеобразный капитализм, где власть – не у капиталистов самих по себе. Этакий недокапитализм.

А у кого власть?

У буржуазно-бюрократической корпорации. Если говорить о постсоветской России, то буржуазия в ней так и не стала господствующим классом. Крупный капитал стал частью номенклатуры, но номенклатура не стала частью буржуазии как гражданского класса. Зачем ей это? Бюрократия может конвертировать власть в капитал, и этот процесс шел в России всю перестройку и дальше, в 90-е, но не привел к «нормальному» капитализму капиталистов, идеализируемому либералами . Он оказался никому не нужен, кроме самой численно ничтожной гражданской буржуазии и интеллигенции, бескорыстно влюбленной в капитализм.

Почему он не нужен низам – ясно (он их грабил и грабит), а почему он оказался не нужен бюрократии? Дело в том, что социальная ситуация буржуазии, особенно мелкой и средней, – ситуация постоянного риска. Положение бюрократии более стабильно, чем у буржуазии. Ее достаток зиждется на том, что всегда есть под ее контролем. Это не случайная прибыль, а налоги, которые она взимает с помощью налоговой, приставов, полиц ии. Это бюрократическая рента. Официально чиновник по закону не имеет права заниматься бизнесом, но ему это и не надо, он найдет тысячи способов быть к нему причастным.

Вот почему бюрократия как политический субъект более маневренна, более устойчива, чем гражданская буржуазия и вот почему поздняя советская номенклатура, поиграв в капитализм с гражданским обществом и проведя масштабную приватизацию, в конце концов, предпочла сохранить капитализм под своим контролем. Одних лояльных капиталистов она включила в свою иерархию, используя их как дойную корову, других, не лояльных – подвергнув остракизму. Так спокойнее, стабильнее. И народ эту политику поддержал, поскольку тоже хотел стабильности. Поэтому, когда современные российские предприниматели называют себя «самым угнетаемым классом», то это справедливо. Только я бы к этому добавил, что, вопреки тому, что говорят либералы-западники, это ситуация является общемировой.

На Западе точно такая же ситуация?

Да. Гражданская буржуазия на Западе уже в самом начале эпохи империализма была отодвинута от власти в ходе срастания крупного капитала с буржуазно-бюрократической корпорацией и поставлена ею под свой контроль. Это сопровождалось глубоким социальным реформированием, благодаря которому низы поддержали новую систему. Повсеместно возникает «социальное государство», ядро которого – система социально ориентированного перераспределения. Социально-экономическая основа этой системы – платежеспособный индивид.

Поясню. Капиталист производит товар, реализует его на рынке, получая прибыль. Почему? Есть спрос. Почему есть спрос? Потому что есть покупательная способность. Кто основной покупатель? Рабочий класс. Таким образом, казалось бы, все очень просто: капиталисту выгоден богатый рабочий класс. Почему же он этого раньше, в XIX веке, не понимал, и понадобилось две мировые войны, многие гражданские войны и революции, чтобы до него дошло? Маркс отвечает на этот вопрос: да, капиталист заинтересован в высокой покупательной способности населения, но своих рабочих он воспринимает только как получателей зарплаты, которую хочет сделать как можно меньше, чтобы увеличить прибыль и оборот капитала. И так, следуя логике капиталистического производства, рассуждает каждый капиталист. Таким образом, всеобщий разум буржуазии находится за пределами черепной коробки отдельно взятого капиталиста.

Как разрешить это противоречие? Только одним способом: возникновением социальной силы, которая будет господствовать над отдельным капиталистом, воплощая в себе коллективный разум буржуазии. Такой силой стало государство, которое стало поощрять этот массовый спрос, делая его экономически эффективным. Собственно, в этом – суть теории Кейнса.

Перед нами – не что иное, как институциональный или распределительный или даже паллиативный социализм, восходящий к идеям не Маркса (он его критиковал), а Сен-Симона и Прудона. Оказалось, что социализм как общество построить невозможно, но как институт – пожалуйста. Это общество – воплощенный парадокс: в нем с одной стороны политически господствует буржуазно-бюрократическая корпорация, а с другой – экономически господствует рабочий класс, ибо его спрос, покупательная способность и его вкусы определяют развитие экономики. Причем рабочий класс в этом смысле здесь господствует экономически как раз постольку, поскольку эгоизм капиталистов не определяет экономическое развитие, а подчиняется государственной воле в форме права. Либералы много говорят о правовом государстве, забывая при этом, что в своей истине оно имеет антибуржуазный и бюрократический характер.

В этом обществе экономические различия классов дополняются политико-правовыми различиями постольку поскольку доступность к капиталам зависит от положения в бюрократической иерархии и от лояльности к власти. На поверхности это выглядит как возвращение к сословной структуре, как неофеодализм.

Но это, конечно, не так. Здесь все же сохраняется ориентация экономики на прибыль и прибавочную стоимость, пусть даже если они выступают в превращенной форме планового показателя, как в Советском Союзе или у корпораций-монополистов, работающих в режиме максимальной прибыли.

Какое будущее этой системы?

С 1968-го по 1973-й эту систему накрывает кризис, потом кризисы становятся сильнее и сильнее, и часть правящей элиты берет на вооружение теории неолибералов: дескать, удешевление рабочей силы оживит рынок.

На самом деле в современных условиях это утопия. Неолиберализм воплощается больше в лозунгах, чем в практической программе возвращения к свободному рынку. Мы видим, что «социальное государство» не уничтожено как институт, нигде свободный рынок не воссоздан, а власть все так же остается в руках у буржуазно-бюрократической корпорации.

Дело ограничивается сокращением объемов распределения. Объясняется эта непоследовательность неолиберальных правительств просто. Чтобы совсем уничтожить «социальное государство», нужно уничтожить его социальную предпосылку – массовый тип потребителя, обуржуазившийся, консьюмеристский рабочий класс, который уже привык не только многообразно иметь, но и многообразно хотеть, а это сделать можно лишь путем массового геноцида. Ясно, что в современных условиях это не просто сделать, хотя кому-то и очень хочется, поэтому неолиберальные правительства пошли по другому пути: они дестабилизировали периферию капиталистического мира и впустили в свои страны гастарбайтеров.

Так возникла избыточная рабочая сила, необходимая для удешевления цены рабочих рук и мозгов. А ранее происходил перевод национальных предприятий в «третьи страны» с дешевой рабочей силой. На практике все это привело не к росту экономики, а к ее кризису, потому что западная экономика уже давно заточена на производство товаров индивидуального потребителя. Вроде бы, удовлетворению спроса населения в деньгах могла способствовать система дешевого кредита, но это только раздуло финансовый пузырь.

Две волны кризиса уже прошло, ожидается третья, кризисы неолиберальной системы могут являться бесконечно. Поэтому я вынужден сказать ужасную для кого-то вещь: мы стоим на пороге новой мировой социальной революции. Можно сказать, мир уже стал двигаться к ней, так же, как он пришел в движение по направлению к мировой буржуазно-демократической революции в первой половине XVII века, а в первой половине века XX – по пути революции социалистической. Это видно и по президентским выборам в США, и по событиям в Западной Европе.

Что станет результатом этого?

Результатом будет какая-то новая модель «социального государства». Какая конкретно – сложно сказать. Несомненно, что она будет лишена недостатков предыдущих, такой, к примеру, как национальная обособленность.

Определить будущее в мелочах сейчас невозможно, равно как и сам ход нового революционного движения, но оно уже происходит. Современные многочисленные сепаратизмы, включая британский Брекзит, – это не что иное, как симптом социальной революции, ее сублимативное выражение. Народы должны наиграться в независимость, чтобы потом понять, что она сама по себе не решает социальные проблемы, что она есть лишь ложная форма их решения и что свои социальные проблемы народы решат только все вместе. Рано или поздно государствам придется восстанавливать национальную промышленность, а значит – возрождать рабочий класс. А рост численности рабочего класса, не прямо, так косвенно, через его политическую и экономическую борьбу, предполагает рост стоимости рабочей силы или возвращение к «социальному государству».

Посмотрите на нынешний Китай: он уже прошел половину этого пути, рабочая сила в нем дорожает и он переводит производство даже в такую страну ЕС, как Болгария. А с возрождением рабочего класса новая мировая социальная революция обретет понимание своей подлинной цели и тогда революционное движение определится со средствами и сбросит себя неадекватные формы местничества и национализма. Мировое «социальное государство», по крайней мере, в виде всемирной конфедерации «социальных государств», не борющихся друг с другом за ресурсы, а рационально их распределяющих – вот программа этой революции, соответствующая состоянию современных производительных сил. В эпоху Интернета и других современных коммуникаций в этом нет ничего фантастического.

Екатеринбург, Евгения Вирачева

За новую стратегию новой глобальной революции

(слишком старое сообщение для ответа)

2007-05-31 09:10:35 UTC

За новую стратегию новой глобальной социальной революции отменой
денежной стстемы

Миронов
***@ybb.ne.jp

революции в наши времена.



ясно поставить стратегические цели социалистической революции так:

















производства.

















Энгельса.








в мировом комдвижении.
Подробнее, читайте статью заглавленную:

Прим.: Данная статья в предыдущий раз была направлена к ряду
компартий.
И она была и в Форуме сайта КПРФ (http://kprf.ru) по теме "Размышление
о стратегии развития КПРФ", в форумх anastasia. ru, цитадель ольмера.

Конец инерционному мышлению пришедшему ко крупному провалу!!

Viktor Vashkevich

2007-05-31 16:13:20 UTC

За новую стратегию новой глобальной социальной революции отменой
денежной стстемы
Миронов
Углубление взаимной зависимости экономики импстран и
распростронение информационно-телекоммуникационных связей во всемирном
масшитабе ускоряют зрелость обьективных условий всемирной социальной
революции в наши времена.

В общем так, но начинать нужно с перехода с физики Эйнштейна
на физику Герца, с перехода с топливной энергетики на безтопливную.

Альтернатива империалистической глобализации - это нечто иное как
новая глобальная социальная революция.
Для продвижения вперед к глобальной социальной революции необходимо
Отменить плутократический режим господства капитала, его осново -
денежную систему, товарное производство и классы;
Построить новое общество безмозмездного служения как заводами и
учреждениями, так и трудом, вообще во всех областях общественной жизни
людей во всем мире. Тем более, что это все больше требуется ныне в
условиях ускорения похолодания и наступления ледникового периода, и
вместе с тем наступления взрыва солнца к 2008 г. по сведениям ESA
(Europian space agency), которое опубликовано сайтом izvestia.ru, из-
за ускорения отепления Земли по вине преймущественно стержня зла
промышленно развитых импстран во главе с США.
Для реализации такой новой глобальной революции необходимо прекратить
инерционное мышление, фундаментализм по Марксу и Ленину, догматизм и,
в особенности, культ бывших лидеров мирового комдвижения обусловивших
и приведших к неудаче и развалу Советского Союза и других т.н.
соцстран и к идейному разоружению мирового комдвижения из-за отказа от
неразрывных важнейших и основных целей стратегии социалистической
революции: отказа от полных отмены денежной системы и товарного
производства.
Ведь Ф. Энгельс не поставил стратегическую цель отмены денежной
системы, ограничивая упоминанием о ошибочном ее стихийном исчезновении
после революции в труде Принципы Коммунизма, оставаясь
половинчатостью и непоследовательностью. Маркс и Энгельс не поставили
данную стратегическую цедь в Манифесте Коммунистической партии.
Пословица гласит: Не забывай раз данное себе слово!
А Ленин ограничил сказанные цели социализма только отменой классов с
мая 1919 г., отказываясь от стратегической цели отмены денежной
сисмемы во 2-й Программе РКП(б) принятой в VIII съезде партии в марте
1918 г., не оставляя ее даже как цели в будущем. И извращая
определение понятия социализма, он отметил, что поскольку существует
разница классов, такое общество не можно назвать социализмом.
Это стало альтернативным решением принципиальной уступки
международному империализму и пораженчества, хотя в условиях тогдашней
отстающей России, все же на основе правого оппортунизма, тогла как его
поставление стратегической цели отмены денежной системы во 2-й
программе РКП(б) было вкладом в преодоление крупной ошибки Маркса и
Энгельса.
А последники Ленина несчастливо и глупо сделали это традицией мирового
комдвижения вплоть до сегодня, и они вели к перерождению партии, идя
по пути сближению к капу с периода Хрущева и продвижения
контрреволюции при Горбачеве и ее реализации при Ельцине.
Вот почему в СССР не было социализма. Рабочие и инженеры в бывшем
Советском Союза ныне одобряют такие выводы.
Для успешного продвижения вперед по пути грядущей глобальной революции
и реализации ее прежде всего необходимо реализовать идейный ренессанс
в мировом комдвижении.
За новую стратегию социализма, отвечающую требованиям 21 века

Представленная на сессии . Я пойду дальше в постановке вопроса - «Мир ждет революция?». И если действительно она ждет мир, то как соотносится российская революция и мировая? Сейчас тема мировой в общественном дискурсе отсутствует. Но отсутствие темы, еще не означает отсутствия соответствующего вызова.

Проблема исторических революций подверглась в последнее время историографической ревизии. На уровне историко-культурного стандарта, базового документа для школьного исторического образования, Октябрьская и Февральская революция оказались объединены понятием единой российской революции. Идеологические их различия не были взяты во внимание. И вот уже революции прошлого подверстываются под тип современных «цветных революций». Внедряется мысль о подобии цветных и социальных революций.

На фоне серии «цветных революций», представляющих собой в действительности не революции, а вариант войн нового типа, собственно революции оказываются сведены в общественном обсуждении к технологиям борьбы за власть. Они воспринимаются как нечто безусловно негативное. Майдан и Тахрир смешиваются с Великой Французской и Великой Октябрьской революциями. Вопрос о технологиях подменяет вопрос о природе революций. И главная акцентировка в этой подмене - кто платит деньги. Выдвигается тезис, что любая революция десуверенизует, а потому не может считаться приемлемой.

Поэтому принципиальная задача - провести разграничение цветных революций и революций социальных. (Рис. 1).

Рис. 1. Смешение «цветных революций» и революций социальных

Разгадка «цветных революций» состоит в том, что они не являются революциями вовсе.

«Цветные революции» представляют собой тип межгосударственных войн. Войны, как известно, ведутся не только в классическом формате противоборства армий, но и в неклассическом, включая действия внутри лагеря противника. На современном этапе акцент в войнах все более переносится на несиловые факторы ведения войны - подмену ценностей, манипуляцию сознанием масс, подавление воли и поражение идентичности противника. Итогом применения такой тактики является государственный переворот, захват власти во враждебном государстве руками его собственных граждан. Это и есть цветная революция - поражение суверенитета государства - противника без применения вооруженных сил и непосредственного вторжения на иностранную территорию.

«Цветные революции» отличаются от революций социальных тем, что движущей силой в них являются не широкие народные массы, а элитаристские группы общества. Это группы встроенные в глобализационные процессы и выступающие носителями идеологии западнической глобализации. Цветные революции отличаются и от революций национально-освободительных тем, что направлены не на национальное освобождение, а на десуверенизацию национальных государств. В результате их осуществления устанавливалась или усиливалась модель внешнего управления. За всеми без исключения цветными революция обнаруживалась непременно американская политическая режиссура. В этой формуле «made in America» и заключается основная сущностная характеристика цветных революций. Социальные революции имеют принципиально иную природу. Они есть исторически непременное условие развития.

Развитие - это не рост. Если рост предполагает некий монотонный процесс, то развитие - смену парадигм. Развитие требует изменение качественных характеристик системы. И инструментом осуществления этих качественных изменений, смены парадигм как раз и выступает революция. В этом смысле можно говорить, к примеру, о христианской революции, посредством которой осуществился переход от античной модели жизнеустройства к средневековой. Сегодня мир находится в состоянии системного кризиса. И тема революции, как выхода из возникшего тупика, вновь находится в актуальной повестке. (Рис. 2).

Можно по-разному относиться к революциям, принимать их, или не принимать. Но в рамках мегавременного исторического процесса они представляют собой объективную необходимость. Системы устаревают и исторически заменяются другими системами. Христианская революция осуществила историческую смену парадигмы языческой античности парадигмой христианства. Социальные революции могут различаться в плане технологий. При их осуществлении может использоваться и насильственная, и ненасильственная тактика. Но главное в чем состоит сущность социальной революции - осуществляемая посредством нее смена модели общественного устройства.

Рис. 2. Революции как фактор развития

Есть принципиальный вызов, на который надо ответить в связи с рассмотрением тематики мировой революции. Сегодняшняя ситуация принципиально отличается от той, которая имела место сто лет назад, когда происходила Октябрьская революция. Она отличается тем, что сложилась единая мировая властная система. Управляющие институты этой системы обладают неограниченным финансовым ресурсом. О какой революции, в таком случае, можно сегодня вести речь, если установилась глобальная и тотальная власть мирового бенефециарита?

Что может сделать мировой бенефициариат, если в какой-то из стран действительно возникает перспектива социальной трансформации, угрожающей его интересам.

Во-первых , организовать финансовое подавление, ввиду неограниченности ввиду эмиссионного механизма ФРС денежных ресурсов. Может отключить революционного субъекта от каналов денежных поступлений, возможности для чего предоставляет единство и управляемость глобальной финансовой системой.

Во-вторых , осуществить силовое подавление, имея доминирование в военной силе и технологиях.

В-третьих , организовать информационное подавление, дезавуировать революционные субъекты, что позволяет гегемония в медиа-ресурсах.

В-четвертых , использовать для воздействия на революционные кадры инструменты персонального контроля. Сегодня создана единая тотальная система, при которой любая из персоналий находится, так или иначе, на крючке управляющих сил.

В-пятых , уничтожение революционной партии еще на стадии партогенеза. Никто при современном тотальном контроле не позволит подлинно революционной партии институционализироваться.

В-шестых , использовать тактику перехвата в случае, если действительно революционный сценарий получит определенную развертку. Возникает революционная волна, но дальше включаются ресурсы глобального управления, и сценарий меняется. Вместо сценария социальной революции реализуется, к примеру, сценарий революции цветной. (Рис. 3).

Рис. 3. Возможности блокирования революции со стороны мировой властной системы

В свое время Карл Маркс заявлял, что именно пролетариат есть до конца революционный класс, потому что ему нечего терять, кроме своих цепей. И сегодня вопрос о революции это еще и вопрос о том, где найти субъекта, которому нечего терять, кроме своих цепей.

Сошлюсь на исследования советского историка революционного движения М.Л.Лурье. Им применялся просопографический метод, изучались биографии революционеров XIX - начала ХХ вв., которые отошли от революционной деятельности. Предстояло выяснить причины этого отхода. Ожидалось, что главным фактором станут политические репрессии со стороны царизма. Но проведенный анализ выявил совершенно иную факторную иерархию. Первое место заняла женитьба, второе - повышение по службе, и только третье - политические репрессии. Сегодня вопрос тот же - где найти революционного субъекта, минимально зависимого от социальных и экономических обстоятельств, конъюнктуры жизни? (Рис. 4).

Рис. 4. Мотивы отхода революционеров от революционной деятельности в Российской империи (согласно исследованиям М.Л.Лурье)

Существует глобальная система, в которую встроена любая страна современного мира.

Предположим (такие сценарии исторически известны), что осуществляется национально-освободительная, антиколониальная революция в какой-либо из стран. Но эта страна встроена во внешний мир, с которым она связана технологически, экономически, финансово, культурно. Эти связи становятся со временем доминирующим фактором. Вместо прежнего колониализма выстраивается-де-факто система неоколониализма. Революция перерождается. Старая колониальная система восстанавливается заново под новыми вывесками. Такого рода примеров перерождений национально-освободительных революций предостаточно. Мы знаем и другой пример по опыту истории СССР. Происходит социальная антибуржуазная революция. Первоначально, находясь во враждебном окружении, Советский Союз создавал собственную альтернативную систему, находящуюся в достаточной изолированности от внешнего буржуазного мира. Постепенно изоляция снимается и СССР встраивается в систему мировых связей. Дальше принимаются идеи конвергенции. Считавшиеся прежде буржуазными институты и нормы проникают в жизнь советского общества.

Страна перерождается, революционный дух сходит на нет. Буржуазное перерождение, которого так боялись первые поколения революционеров, становится реальностью. СССР перестает существовать. Важнейшим фактором поражения советского проекта оказывается встраивание в систему глобального мира. (Рис. 5).

Рис. 5. Перерождение революции запрограммировано

В дискурсе марксистской теории много внимания уделялось вопросу о возможностях построения социализма в одной стране. Считается, что И. В. Сталин внес положение о построении социализма в одной стране в противоречие с классическим марксизмом. В действительности он говорил о построение социализма в СССР с определенной оговоркой в отношении угроз, исходящих от внешнего капиталистического мира.

Приведем целиком высказывание И.В.Сталина по существу данной проблемы, данное за год до начала Мировой войны:

«Выходит, что вопрос этот содержит две различные проблемы: а) проблему внутренних отношений нашей страны, то есть проблему преодоления своей буржуазии и построения полного социализма, и б) проблему внешних отношений нашей страны, то есть проблему полного обеспечения нашей страны от опасностей военной интервенции и реставрации. Первая проблема уже разрешена нами, так как наша буржуазия уже ликвидирована и социализм уже построен в основном. Это называется у нас победой социализма, или, точнее, победой социалистического строительства в одной стране.

Мы могли бы сказать, что эта победа является окончательной, если бы наша страна находилась на острове и если бы вокруг нее не было множества других, капиталистических стран. Но так как мы живем не на острове, а „в системе государств“, значительная часть которых враждебно относится к стране социализма, создавая опасность интервенции и реставрации, то мы говорим открыто и честно, что победа социализма в нашей стране не является еще окончательной. Но из этого следует, что вторая проблема пока не разрешена и ее придется еще разрешить. Более того: вторую проблему невозможно разрешить в том же порядке, в каком разрешили первую проблему, то есть путем лишь собственных усилий нашей страны.

Вторую проблему можно разрешить лишь в порядке соединения серьезных усилий международного пролетариата с еще более серьезными усилиями всего нашего советского народа. Нужно усилить и укрепить интернациональные пролетарские связи рабочего класса СССР с рабочим классом буржуазных стран; нужно организовать политическую помощь рабочего класса буржуазных стран рабочему классу нашей страны на случай военного нападения на нашу страну, равно как организовать всяческую помощь рабочего класса нашей страны рабочему классу буржуазных стран; нужно всемерно усилить и укрепить нашу Красную Армию, Красный Флот, Красную Авиацию, Осоавиахим. Нужно весь наш народ держать в состоянии мобилизационной готовности перед лицом опасности военного нападения, чтобы никакая случайность и никакие фокусы наших внешних врагов не могли застигнуть нас врасплох…».

Понятие «мировая революция» не использовалось. Но как иначе было понимать тезис о соединении усилий международного пролетариата с усилиями советского народа? В дальнейшем предостережения основоположников советского проекта об угрозах интеграции с буржуазным миром оказались преданы забвению. Это стоило не только провала революционного проекта, но и гибели государства.

Когда-то исторически революции могли осуществляться в масштабах национального государства. Связи с внешним миром на тот период еще не играли определяющей роли, и это было возможно. Далее расширяющиеся связи приводят к формированию геоэкономических мир-систем, и соответственно, расширяется масштаб революций. На настоящее время создать отдельные островки или зоны системной трансформации становится все более проблематично. Создана единая мировая система, и, соответственно, вопрос стоит о революции в масштабе мира. (Рис. 6).

Рис. 6. Революции в инверсии систем

Существует финансовая, экономическая, технологическая, информационная, научно-образовательная и культурная встроенность стран мира в единую глобальную систему. Революция при встроенности в антиреволюционную систему обречена на перерождение. Речь поэтому может идти либо о мировой системной трансформации, либо о создании альтернативной мир-системы, разрыве пуповины, соединяющей революционную страну с внешним миром. Для этого должно наличествовать преобразующее мир движение, новый Интернационал, Интернационал грядущего человечества. (Рис. 7).

Рис. 7. Проблема встроенности в мировую систему

Каждая из крупных революций не ограничивалась внутренней адресацией. Вслед за революционной трансформацией внутри страны сразу же начинался экспорт революции. И это не случайно. Встроенность в мировую систему являлась угрозой для революции, и потому актуализировалась задача - преобразовать внешний мир. Христианская революционная трансформация привела к глобальному распространению христианства. Исламская трансформация тоже была революцией, сопряженная с экспансией ислама, глобальным халифатостроительством. Великая Французская революция переросла в революционные войны, дальним отголоском которых являлись походы Наполеона. Октябрьская революция привела к стремительному мировому распространению коммунистических идей. Под руководством Коминтерна в кратчайший срок в большинстве стран мира возникают коммунистические партии. Фашистская коричневая инверсия соотносилась с проектом построения Мирового тысячелетнего Рейха. Аятолла Хомейни провозглашал экспорт исламской революции. (Рис. 8).

Рис. 8. Революции национальные переходят в революцию мировую

Но существуют ли условия для осуществления мировой революционной трансформации? Если проанализировать труды классиков революционной теории, то обнаружится, что весь идентифицируемый ими набор благоприятных условий для мировой революции сегодня наличествует.

Какие это условия?

Во-первых , социальная поляризация. И применительно к сегодняшнему дню фиксируется максимум социальной поляризации как в межстрановом, так и внутристрановом распространении.

Во-вторых , противоречия между монополиями. И развертывается новый этап глобальной борьбы за передел рынков между ТНК.

В-третьих , войны. И военная эскалация в современном мире также налицо.

В-четвертых , финансово-экономический кризис. И из начавшегося в 2008 году кризиса мировая финансово-экономическая система так полностью и не вышла, противоречия не были разрешены, и эксперты предсказывают новые кризисные волны.

Весь пакет революционных условий, таким образом, существует. (Рис. 9).

Рис. 9. Условия мировой революции

Уместно привести некоторые иллюстрации. Согласно данным Управления по национальному бюджету Соединенных Штатов Америки: 1% американцев контролирует 37,1% национального богатства; 20% - 87,7%. На оставшиеся 80% американского населения приходится только 12,3%. совокупного национального богатства США. Сегодня американское общество, мир в целом находятся в историческом апогее социальной дифференциации. (Рис. 10).

Рис. 10. Распределение совокупного богатства в американском обществе

Возможности синхронизированных революционных выступлений в мире иллюстрируют акции «захвати Уолл-стрит». Казалось бы, невозможно. чтобы в Соединенных Штатах Америки организовывались массовые демонстрации молодежи с коммунистическими лозунгами и портретами Маркса! В 2011 году это стало реальностью. За короткий срок акцией оказалось охвачено 85 стран мира. Никогда ничего подобного в таком масштабе не было. В этом отношении акцию 2011 года можно рассматривать как репетицию более политически серьезного действия.

Обращает на себя внимание поддержка акции рядом представителей мирового истэблишмента. В поддержку ее высказались фигуры, занимавшие разные посты и придерживающиеся совершенно различных взглядов: миллиардер Джордж Сорос, премьер Индии Манмохан Сингх, президент Венесуэлы Уго Чавес, аятолла Хаменеи, создатель Википедии Джимми Уэйлс, лауреат Нобелевской премии по экономике Пол Кругман, философ и публицист Ноам Хомский, церковный деятель Питер Тарксон, писатель Салман Рушди, актер Алек Болдуин. Все они, несмотря на принципиальные идейные различия, выражают определенную конфликтность по отношению к существующему миропорядку. Есть, очевидно, этот конфликт и на уровне клановых противоречий клуба мирового бенефицариата. Ситуация множественности конфликтов является оптимальной с точки зрения перспектив глобальной революции. (Рис. 11).

Рис. 11. Кто поддержал акцию Захвати Уолл Стрит?

Видная роль в грядущих революционных событиях, по-видимому, будет отведена иммигрантам. О них сегодня принято говорить скорее как об акторе конфликта идентичностей, чем о революционной силе. Действительно, если мыслить в масштабах национального государства иммигранты такой силой, казалось бы, не являются. Но применительно к контексту мировой революции их особая роль становится очевидной.

За Марксом, как уже указывалось выше, признается открытие особой революционной роли пролетариата. Открытие революционной роли иммигрантов принадлежит Герберту Маркузе. Сегодня мигранты составляют армию в 244 миллиона человек. Прогнозируется, что в среднесрочной перспективе их численность достигнет 350 миллионов. Они, как и пролетариат в оценке Маркса, представляют в большинстве своем социальное дно. Им нечего терять, они антагонизменны в отношении к бенефициариату. Свое историческое слово мигранты еще, по-видимому, скажут. (Рис. 12).

Рис. 12. Новая революционная роль мигрантов

Насколько существующая система мироустройства устойчива в отношении революционных вызовов? В ее фундаменте обнаруживаются противоречия, которые рано или поздно должны, дойдя до кризисной точки, привести к взрыву.

Экономическая сфера: вынесение реального производства в страны Азии и Латинской Америки, деиндустриализация центра мир-системы.

Финансовая сфера: необеспеченность эмитированной долларовой массы, зависимость от покупки долларов во внешнем мире.

Социальная сфера: неравенство, усугубляющиеся диспаритеты уровня жизни.

Демографическая сфера: репродуктивное угасание и происходящее на его фоне иммиграционное замещение, конфликт автохтонов и аллохтонов.

Аксиологическая сфера: гедонизм, индивидуализм, эрозия ценности труда, пропаганда порока.
Цивилизационная сфера: фактическая иерархия цивилизаций и народов.

Религиозная сфера: противоречие воинствующего секуляризма и неорелигиозности ценностным основаниям традиционных религий.

Политико-правовая сфера: фактическая подмена базовых для западной цивилизации категорий «демократия», «свободы слова», «равенство», «права человека».

Этническая сфера: тупик политики мультикультурализма, рост ксенофобии, неорасизм и неонацизм.

Кратологическая сфера: десуверенизация самих западных государств в пользу транснационального олигархата.

Противоречий много. Точек уязвимости предостаточно. Вопрос о целевом воздействии на эти точки уязвимости. (Рис. 13).

Рис. 13. В чем уязвима западная мир-система?

А что Россия?

Россию ждет революция. Вопрос заключается в том, какой будет эта революция. Пока выстраивается логика революции «цветной». «Цветная революция» в России программируется логикой того исторического тренда в рамках которого осуществляется ее развитие три последние десятилетия. Существовал альтернативный западному миру советский проект. Попытки его устранения военным путем не увенчались успехом. Разрабатываются новые технологии борьбы с российской (тогда советской) государственностью, акцентированные на подмене общественных ценностей и поражение коллективного сознания. Такая тактика борьбы привела к успеху. На каком-то этапе принимается идея конвергенции, встраивания в западную мир-систему. «Перестройка» явилась рубежом, задающим западнический тренд развития страны. Позднесоветская элита принимает идеологию западничества. В 1991 г. происходит первая «цветная революция», следствием которой было принятие курса инкорпорации России в западноцентричную мир-систему. По мере этой инкорпорированности российское государство лишалось своих суверенных потенциалов.

Тогда когда процесс становится уже необратимым, России дают понять, что в качестве самостоятельного и целостного геополитического субъекта ее существование подошло к концу. Итогом этой развертки должен стать финальный распад страны. «Цветная революция» №2 и должна поставить эту точку посредством соответствующей политической операции. (Рис. 14).

Рис. 14. «Цветная революция» запрограммирована западническим выбором

В классических социальных революциях революционная часть народа атакует режим, борется с властью. Возникает контрэлита, которая ведет массы на революционную борьбу. В результате революции происходит не только смена модели жизнеустройства, но и смена элит.

«Цветные революции» осуществляются иначе. Главным внутренним субъектом их реализации оказывается сама властная элита. (Рис. 15).

Во время «цветных революций» элита не низвергается. Она остается прежней. В результате произошедшей трансформации могут поменяться лишь персоналии на первых креслах. Ввиду того, что сама элита и инициирует «цветные революции» выстраивание защитных барьеров вокруг власти оказывается лишено смысла. Напротив, в качестве противодействия реализуемого компрадорами проекта десуверенизации нужны барьеры, ограждающие элиты от возможности реализации ею антинациональных революционных сценариев.

Рис. 15. Власть - главный внутренний субъект «цветных революций»

Неправильная идентификация акторов «цветной революции» и технологического арсенала революционных сил может дорого обойтись государству. Многократное переиздание в Советском Союзе выдержала в свое время книга Н.Н.Яковлева «ЦРУ против СССР». Основным внутренним противником советской власти в ней идентифицировались диссиденты. Назывались фамилии Сахарова, Солженицына, Орлова, Гинзбурга. Реально в процессе крушения СССР диссиденты не сыграли сколько бы то значимой роли. Основным актором стали представители партийной элиты. Главный противник, таким образом, не был своевременно обнаружен, а диссиденты оказались лишь отвлекающей мишенью. (Рис. 16).

Рис. 16. Ошибочная идентификация основного внутреннего противника - диссиденты

В большинстве случаев к власти в результате «цветных революций» приходили фигуры, входившие и прежде в обойму политического истэблишмента. Ряд пришедших на революционной волне «новых» лидеров представляет когорта бывших высокопоставленных чиновников и лиц «ближнего круга»: Б.Н.Ельцин - бывший первый секретарь МГК КПСС, член ЦК (Россия), В.А.Ющенко - бывший премьер-министр, П.А.Порошенко - бывший министр экономического развития и торговли, бывший министр иностранных дел (оба Украина), М.Н.Саакашвили - бывший министр юстиции (Грузия), К.С.Бакиев - бывший премьер-министр (Киргизия), М.Ф.Гимпу - бывший председатель Парламента (Молдова), Мустафа Мухаммад Абд-аль-Джалиль - бывший председатель Государственного комитета юстиции (Ливия), Абд-Раббу Мансур Хади, бывший вице-президент (Йемен), Фуад Мебаза - бывший председатель Парламента представителей (Тунис) и др. Исходя из этого ряда потенциальных лидеров «цветной революции» в России следует искать не среди протестующих манифестантов, а в бюрократических креслах высшей власти.

Если «цветная революция» запрограммирована системой, то и противостоять ей возможно исключительно системным образом. Но смена системы сама по себе и есть революция. Значит, речь может идти о двух различных революционных перспективах. Одна - десуверенизационная, приводящая в итоге к геополитическому распаду страны. Вторая - ресуверенизационная, соотносимая с идеологией национального освобождения. Для высшей власти исторический выбор состоит в том, что-либо она оседлает национально-освободительную революцию, возглавит ее, либо будет сметена посредством «цветной революции». «У человечества, - говорил в свое время великий математик и логик Альфред Уайтхед, - есть только два пути - или развитие, или деградация. Консерватизм в чистом виде противоречит сути законов Вселенной». Консервация существующей системы российского жизнеустройства - бесперспективна ввиду ее нежизнеспособности. Пройдет некоторое время, и она с неизбежностью будет заменена. Принципиальный вопрос сегодня уже не в том, способна ли она сохраниться, а в существе замены. Сценариев такой замены три. Первый - «оранжевая революция», вариант новой либерализации. Второй - «коричневая революция», вариант построение националистического государства. Обе эти сценарные версии «цветной революции» могут лишь стать ускорителем геополитической гибели. Остается третий вариант революции - национально-освободительной.

При этом варианте Россия возвращается на цивилизационноидентичные рельсы развития, выходит из внешних мир-систем и восстанавливает собственную россиецентричную мир-систему. (Рис. 17).

Рис. 17. Три версии революции в России

Каково же структурирование революционных и властных сил в перспективе сценария революции? Ниже приводится их организационная и социальная структура. Представлено, какие силы будут кооптированы для реализации сценария «цветной революции», каковы силы мобилизует власть, и кто может встать под знамена революции национально-освободительного типа. (Рис. 18, 19, 20).

Рис. 18. Силы «цветной революции» в России

Рис. 19. Властные силы противостояния угрозе революции

Рис. 20. Силы национально-освободительной революции в России

Важна фиксация каналов управления с разных сторон наличными силами в предстоящей революционной борьбе. Силы «цветной революции» кооптируются через деньги и Госдепа и идеологию западноцентричных ценностей. Власть мобилизует сторонников через административное принуждение и опять-таки деньги. Силам «цветной революции» она при такой модели кооптации она объективно проигрывает. Финансовых ресурсов у Запада несоизмеримо больше, чем у российских властей. Тем более, что ресурсы, находящиеся в распоряжении власти в условиях внешнего экономического давления, будут неизбежно сокращаться. При дефиците финансов объединяющую роль в отношении провластных сил могла бы сыграть идеология. Но ей власть, в отличие от противоположной стороны, не располагает.

Остается, таким образом, только административный ресурс. Но здесь-то и поджидает главная опасность. Связанные с режимом исключительно в материальном отношении провластные структуры могут в решающий момент предать. И более того, такое предательство в создавшейся ситуации программируется.

Национально-освободительная революция имеет больше шансов противостоять «цветной революции», чем власть. Ее силы структурируются принципиально иначе. В основе данного структурирования лежат ни деньги, и ни административное принуждение, а приверженность артикулированной революционной идеологии. Это понижает, в сравнении с властью, зависимость революционных сил от материальных финансовых обстоятельств. Победить социальную, национально-освободительную революцию только через перекрытие каналов финансирования не получится. Она оказывается, в этом отношении, менее уязвима, чем силы власти, или силы «цветной революции». Социальную революцию гораздо труднее организовать, чем «цветную революцию» и тем более, чем провластное движение. Но если она уже находится в динамической развертке, то и остановить ее принципиально сложнее. Идея, завладевшая массами, преодолевает любые преграды и побивает все остальное. «Цветная революция» объективно побеждает инерционную власть. Но социальная, национально-освободительная революция способна победить и власть, и «цветную революцию».

Констатация такого соотношения сил определяет модель союза верховной власти и сил национально-освободительной революции. Если революции нельзя противостоять, ее следует возглавить. Однако это предполагает переход верховной власти на революционные позиции.

Надо говорить даже не о революции, а о развертке революций. (Рис. 21).

Рис. 21. Антропологическая революция

Национально-освободительные революции ставят вопрос о приходе к власти национальных сил, вместо колониальной администрации и компрадоров. Это, безусловно, важная задача, но недостаточная. Включенная в систему колониальных отношений революционное государство будет заново колонизовано. В социальной революции постановка вопроса о смене системы жизнеустройства социума. Но и это недостаточно тоже. Преобразованная на нравственных началах система при несоответствующем ее уровню человеке неизбежно переродиться, революционный дух окажется побежден конформизмом и потребительством. И отсюда главный вопрос о революции, которая не обозначена в традиционных классификациях - революции антропологической, преображении человека. Именно эта революция и выведет в конечном итоге мир и страну на более высокие, нравственные принципы жизнеустройства.

В современной социологии в рамках вопроса о развитии человеческого общества господствует не столько марксистская концепция последовательной смены общественно-экономических формаций, сколько «триадичная» схема, согласно которой данный процесс рассматривается как последовательное движение отдельных обществ и человечества в целом от одного типа цивилизации к другому - аграрному, индустриальному и постиндустриальному. По мнению многих современных социологов, в том числе отечественных, историческая практика подтвердила большее соответствие такой схемы истине. Так, В. М. Лукин утверждает, в частности, что причиной этого соответствия послужил более логичный выбор исходных позиций: если в догматизированной марксистской схеме за основу брались скорее вторичные моменты - формы собственности, классовые отношения, то в цивилизационной схеме во главу угла была поставлена наиболее фундаментальная структура общественно-исторической деятельности- технология (а это одна из важнейших составных частей произвол. тельных сил).

Отметим, кстати, что и в марксистской схеме ядром базиса выступают отнюдь не производственные отношения, а именно производи тельные силы, т, е. совокупность личностно-квалификационных, технических и технологических факторов данного способа производства. Одним из исходных положений формационного подхода является тезис о том, что производительные силы представляют собой наиболее подвижный, динамичный элемент базиса (именно поэтому они в какой-то исторический период и приходят в противоречие с более громоздкими и инертными производственными отношениями, «перерастая» их рамки). Хотя, увы, «ни сам Маркс, ни последующие марксисты не разработали достаточно универсальным образом технологический аспект общественного производства, несмотря на постоянные утверждения о первостепенной важности этого аспекта» .

С 60-х годов ХХ века, начиная с работы У. Ростоу «Теория стадий экономического роста», периодизация исторического развития стала осуществляться при помощи идеально-типологического выделения различных обществ в зависимости от уровня экономического роста и социокультурную условий различных стран и регионов. В основе этой типологии лежит дихотомия традиционного и современного обществ. Причем второй из выделенных типов сегодня все чаще подразделяется на индустриальное и постиндустриальное общества. Однако, если

быть до конца последовательными, традиционное общество, охватывающее огромный исторический период, включающий в себя, в соответствии с формационным подходом, рабовладельческий и феодальный этапы, вряд ли может рассматриваться как «стартовое». В самом деле, насколько правомерно было бы отнести к традиционным обществам, к примеру, племена африканских бушменов, австралийских, аборигенов или обитателей других труднодоступных районов, где сохраняются во многом нетронутыми первобытнообщинные отношения? . Поэтому нам представляется целесообразным поставить в начало этой

цепочки «примитивное общество». Правда, это понятие, пришедшее из эволюционной антропологии, воспринимается и используется в- социологии весьма неоднозначно. Тем не менее мы приняли его в качестве исходного и ниже попытаемся обосновать и аргументировать этот выбор, показав более или Менее четкие критерии, отделяющие примитивные общества от традиционных.

Переход от одного типа общества к другому совершается в результате глобальной революции определенного типа. Общую схему прогрессивного (восходящего) развития. человеческих обществ можно изобразить графически (рис. 21).

Как мы уже говорили, под «революцией» в социологии понимают, как правило, протекающее в течение сравнительно краткого исторического периода резкое изменение всех или большинства социальных условий. Однако в истории человечества имели место и революции другого рода. Они, может быть, были и не столь резкими, т.е. происходили не в течение короткого - во всяком случае, сравнимого с жизнью одного поколения - отрезка времени, а могли занимать жизнь нескольких поколений, что в историческом смысле тоже не так уж и много. Однако влияние, которое они оказали на судьбы человечества, было, пожалуй, гораздо более весомым и мощным, нежели воздействие любой социальной революции. Мы ведем речь о коренных переворотах в характере производительных сил, которые можно было бы назвать глобальными революциями. «Глобальными» мы называем их потому, что, во-первых, их развитие не знает национальных границ, протекает в различных обществах, локализованных в разных концах планеты, примерно по одинаковым законам и с одинаковыми последствиями, и, во-вторых, эти следствия сказываются не только на жизни

самого человечества, но и его природного окружения. Важнейший; фактор таких революций - коренное избиение технологий, что указывает на их тесную связь с производительными силами.

Трудно сейчас сколько-нибудь точно назвать хронологическую дату (или хотя бы временной период) начала аграрной революции. Пользуясь периодизацией Г. Моргана и следовавшего за ним Ф. Энгельса, можно был бы указать на среднюю ступень варварства, которая «...на

востоке начинается с приручения домашних животных, на западе - с возделывания съедобных растений». Благодаря этим поистине историческим изменениям в технологии человек становится единственным на планете живым существом, которое начинает в какой-то степени выходить из рабского подчинения окружающей природной среде и перестает зависеть от превратностей и случайностей собирательства, охоты и рыбной ловли. Самое главное: «...увеличение производства во всех отраслях - скотоводстве, земледелии, домашнем ремесле - сделало рабочую силу человека способной производить большее количество продуктов, чем это было необходимо для поддержания ее» . Австралийский археолог В. Чайлд, который и назвал такую революцию «аграрной» (хотя есть и другой термин для ее обозначения - «неолитическая», указывающий на начало ее в эпоху неолита), считал, что именно благодаря ей совершился переход от варварства к первым рабовладельческим цивилизациям. В результате чего возникло классовое деление общества и появилось государство. Мы не будем слишком подробно рассматривать последствия этого события для всех сфер социальной жизни, однако бесспорно, что они были поистине колоссальными. Мы не можем знать, когда именно, но, вероятно, достаточно рано- вначале в животноводстве, а затем в растениеводстве - начинается селекционная работа. Во всяком случае, деятельность библейского Иакова по скрещиванию белых овец с черными (ему было обещано его тестем Лаваном вознаграждение и приданое в виде стада овец только с пестрым окрасом) относится уже к весьма высокому уровню такого рода познаний в животноводстве" и в чем-то уже предвосхищает современную генную инженерию. Здесь налицо целый ряд параметров научного знания (хотя и на элементарном уровне): и эмпиричность, и эмпирическая проверяемость, и обобщаемость, и другие.

Отметим еще один существенный момент. Все примитивные племена и народы, находящиеся на этапе дикости, в отношении устройства социальной жизни более схожи, нежели отличны друг от друга по условиям своей жизнедеятельности, независимо от того, в какой части света, в какой затерянной местности они пребывают. У них практически одинаковые социальные институты, нравы и обычаи. Они пользуются одними и теми же технологиями и инструментами для добывания пищи. У них очень схожи и представления о мире вокруг себя, и религиозные ритуалы.

Различия начинаются в период зарождения аграрной революции, на переходе от низшей ступени варварства к средней, когда впервые явственно проявляются интеллектуальные возможности человека. И здесь более отчетливо, чем в предшествующие тысячелетия, начинают проступать и различия в природных условиях среды обитания. «Старый свет, - отмечает Ф. Энгельс, - обладал почти всеми поддающимися приручению животными и всеми пригодными для разведения видами злаков, кроме одного; западный же материк, Америка, из всех поддающихся приручению млекопитающих - только ламой, да и то лишь в одной части юга, а из всех культурных злаков только одним, зато наилучшим, - маисом. Вследствие этого различия в природных условиях население каждого полушария развивается с этих пор своим особым путем, и межевые знаки на границах отдельных ступеней развития становятся разными для каждого из обоих полушарий» .

Преимущественные занятия того или иного племени или народа каким-то конкретным видом сельскохозяйственного труда создают новый вид разделения труда и накладывают глубокий отпечаток на характер направления развития всей культуры в целом. Скотоводческие племена ведут преимущественно кочевой образ жизни, а земледельческие - все более оседлый. Это создает потенциальные возможности для возникновения у земледельческих народов вначале небольших поселений, а затем и городов как центров культурного и интеллектуального развития.

Укрепление и развитие социального прогресса, достигнутого с помощью аграрной революции, вероятно, заняло у человечества путь длиною в несколько тысячелетий. Отдельные открытия, усовершенствования и изобретения (связанные с техникой технологией как аграрного, так и промышленного производства), которые совершались на этом пути, разные по значимости и влиянию на жизнь общества, иногда были поистине гениальными, однако в целом это влияние и вызванные им социальные изменения вряд ли можно отнести по их характеру к революционным. И все же эти изменения, постепенно накапливаясь, наряду с социальными изменениями в других сферах жизнедеятельности: приводят в конечном счете к следующей глобальной революции.

Если история не сохранила для нас сведений о том, когда и где началась аграрная революция, то время и место начала следующей глобальной революции - промышленной (или индустриальной) можно назвать; с гораздо более высокой степенью точности - конец XVIII века, Англия. Ф. Энгельс называет даже год, в который появились два изобретения, ставшие своего рода капсюлем, воспламенителем этой революции, - 1764 год от Рождества Христова. «Первым изобретением, вызвавшим решительное изменение в положении рабочего класса, была дженни, построенная ткачом Джемсом Харгривсом из Стандхилла близ Блэкберна в Северном Ланкашире (1764). Эта машина была грубым прототипом мюль-машины и приводилась в движение рукой, но вместо одного веретена, как в обычной ручной прялке, она имела шестнадцать- восемнадцать веретен, приводимых в движение одним работником»., В том же 1764 году Джемс Уатт изобрел паровую машину, а в 1785-

приспособил ее для приведения в движение прядильных машин. «Благодаря этим изобретениям, которые в дальнейшем все совершенствовались, машинный труд одержал победу над ручным трудом». Эта победа одновременно обозначила старт стремительного и гигантского взлета социального интеллекта в человеческой истории.

Здесь хотелось бы сделать небольшое отступление, чтобы более рельефно показать одну из главных особенностей индустриальной революции, сыгравшей решающую роль во всем дальнейшем развитии человечества. Если спросить любого представителя нашего поколения, кто был изобретателем паровой машины, восемь из десяти непременно назовут Ивана Ползунова: так утверждали все отечественные учебники истории. В самом деле, проект пароатмосферной машины был заявлен И. И. Ползуновым в 1763 году - на год раньше Уатта. Однако судьба сыграла с ним злую шутку: он жил в стране, которой было еще

сравнительно далеко до наступления индустриальной революции, и его паровой двигатель так и остался, выражаясь современным языком, лабораторной, экспериментальной моделью. Между тем паровая машина Уатта уже через двадцать лет нашла промышленное применение, а Уатт вместе со своим компаньоном М. Болтоном стал преуспевающим фабрикантом, занявшись серийным выпуском паровых двигателей. Уатт, кстати, вошел в историю не только как талантливый изобретатель (чье имя запечатлено сегодня на каждой электрической лампочке в виде указания на ее мощность в «ваттах»), но и как один из основателей школы «раннего научного менеджмента». Точно так ясе весь мир знает в качестве изобретателя самолета не В. Можайского, как писали отечественные учебники истории, а братьев Райт. Изобретателем же радио в глазах всего мира (за исключением России) является не Попов, а Маркони.

Показателен и пример с изобретением электрической лампочки накаливания, патент на которую был получен в 1876 году российским электротехником П. Яблочковым. Мало кто знает, что эта лампочка имела ресурс работы менее часа. За доработку ее взялся Томас Эдисон, в результате чего из его лаборатории вышел промышленный образец с ресурсом не менее 6 - 7 часов и главное - сравнительно недорогой и технологичный в массовом производстве (эти сведения прозвучали в одной из телепередач «Очевидное - невероятное); стоит ли удивляться, что, по мнению любого более-менее образованного западного обывателя, изобретателем электрической лампочки является Эдисон.

Данные примеры лишний раз показывают одну из наиболее характерных черт индустриальной революции: она впервые в истории тесно связала промышленное внедрение технических инноваций с экономической эффективностью и тем самым открыла глаза множеству предприимчивых людей на огромное значение интеллектуальной (а значит, в практическом смысле бесполезной, как казалось прежде) продукции. На этих примерах вырисовывается важная социальная закономерность: любой интеллектуальный продукт - будь то техническое изобретение, научная концепция, литературное произведение, идеологическая теория или политическая доктрина - является произведением своей эпохи. Он, как правило, появляется на свет и получает признание почти всегда вовремя: именно к тому времени, когда созреет спрос на него - появятся (и в достаточно большом числе) потребители, т.е. люди, способные оценить его и использовать в своей жизни и практической деятельности. В случае «преждевременных родов» судьба, увы, может «даровать» такому продукту забвение (особенно в тех случаях, когда он не запечатлен на материальных носителях).

Итак, машинный труд одержал победу над ручным трудом. Последовавшие за этим технические, технологические, даже политические и особенно экономические события нарастали поистине лавинообразно, и даже самое краткое, беглое описание их занимает у Энгельса (введение к работе «Положение рабочего класса в Англии») полтора десятка страниц. Мы остановимся на различных характерных особенностях этого процесса в следующей главе, отметив лишь, что к числу важнейших из этих особенностей относится появление фабричной системы, а также резкое возрастание внимания предпринимателей к достижениям научно-технической мысли и достаточно энергичное внедрение этих достижений в производственную практику. Данный. процесс повлек за собой довольно быстрое и значительное расширение круга людей, профессионально занимающихся изыскательскими, конструкторскими и технологическими работами. Возросло и внимание к развитию фундаментальной науки, на которую и государство, и частное предпринимательство стали выделять существенное количество финансовых средств.

Закон экономии времени. Большинство социальных последствий промышленной революции «простирается» вплоть до нашего времени и заслуживает, без сомнения, более пристального рассмотрения. Однако внедрение достижений человеческого интеллекта непосредственно в производительную сферу, т. е. в машинное производство, носит весьма противоречивый характер. С одной стороны, машинный труд быстро одерживает окончательную победу над ручным, что в oгромной степени снижает стоимость всех производимых продуктов. Потребитель от этого выигрывает в невиданных прежде масштабах. Именно благодаря этой победе промышленная революция дала мощный толчок развитию производительных сил, несоизмеримому со всей предшествовавшей историей. Такая революция и впрямь походит на взрыв. За каких-то полтора века появляются - и притом в огромных количествах - машины, оборудование, станки невероятной мощности и производительности: начинает работать в полную силу закон экономии времени.

Революционный переворот в промышленности характеризуется повышением производительности труда во всех сферах общественного производства. Если на заре индустриальной революции, в 1770 году, производительность технических устройств превышала производительность ручного труда в 4 раза, то в 1840 году - уже в 108 раз.

И речь не только о том, что достигает невиданных прежде высот производительность «живого» труда. Складывается впечатление, что время вообще сжимается до немыслимых прежде пределов. Так, благодаря появлению в массовых масштабах скоростных средств передвижения резко сокращаются казавшиеся прежде бескрайними просторы нашей планеты. И на путешествие вокруг света, занявшее у Магеллана почти три года, герой Жюля Верна Филеас Фогг затрачивает всего восемьдесят дней - и это уже не фантастическая, а вполне реалистическая проза конца XIX века.

В контексте рассматриваемой нами проблемы развития социального и индивидуального интеллекта особое значение имеет резкое возрастание скорости распространения информации и усиление ее циркуляции. Если прежде простое письмо могло годами идти от отправителя к адресату, то теперь эта скорость сравнялась вначале со скоростью средств передвижения вообще, а затем значительно превзошла их благодаря появлению новых средств массовой коммуникации, таких как телеграф, радио, Интернет, сравнявшись практически со скоростью света.

Строго говоря, любой закон должен устанавливать необходимую, устойчивую и повторяющуюся связь между теми или иными явлениями в природе и обществе. Таким образом, в формулировке любого закона всегда должны присутствовать как минимум указания: 1) на те явления, между которыми устанавливается связь; 2) на характер этой связи. Без такого указания, вероятно, нет и самой формулировки закона (чем, на наш взгляд, в значительной степени страдали в недавнее время формулировки «экономических законов социализмам)..Закон экономии времени - или, как его чаще называют, закон возрастания производительности (производительной силы) труда - можно представить в терминах трудовой теории стоимости: «...чем больше производительная сила труда, тем меньше рабочее время, необходимое для изготовления известного изделия, тем меньше кристаллизованная в нем масса труда, тем меньше его стоимость. Наоборот, чем меньше производительная сила труда, тем больше рабочее время, необходимое для изготовления изделия, тем больше его стоимость» (курсив - В.А.,А.К.). Здесь, как и подобает настоящему закону, налицо указание на каузальную (причинную) связь. Для того чтобы произошли коренные, революционные изменения в росте производительности труда, требуются не менее революционные изменения в средствах труда. Такие изменения, разумеется, не могут произойти без участия человеческого интеллекта, равно как и не могут не вызвать серьезных изменений в самом его качестве. Мы уже видели выше, что прялка с красивым женским именем Дженни, с изобретения которой; собственно, и начинается индустриальная революция, позволяла одному рабочему даже при: использовании собственной мускульной силы (ножного привода) производить в течение того же самого рабочего времени в 16 - 18 раз больше продукции. Соединение же мускульной силы с паровой машиной раздвигало эти границы еще шире. Паровая машина стала, по сути, первым неодушевленным источником энергии, получившим подлинно промышленное использование, если не считать энергию падающей воды и ветра, которые применялись и прежде, но все же в. гораздо более ограниченном масштабе. С этого времени и начинается резкое повышение спроса со стороны капитала на интеллектуальную продукцию, она приобретает свою собственную стоимость, удельный вес которой в общем объеме капитала неуклонно возрастает.

Конечно, воздействие накопления разнообразных научных знаний на развитие экономики носит не однозначный и не прямолинейный характер, особенно на этапе первоначального накопления капитала (или, как называет его У. Ростоу, этапе подготовки условий экономического роста). На самом деле переворот в технических и общественных условиях труда влечет за собой неизбежное снижение стоимости рабочей силы, поскольку «таким образом сократилась часть рабочего дня, необходимая для воспроизводства этой стоимости» . Более того, внедрение в непосредственный производительный процесс новейших достижений науки и техники на этом этапе приводит не столько к усилению общего умственного развития, сколько в определенной степени к отупению «среднестатистического» рабочего, поскольку в крупной промышленности происходит «отделение интеллектуальных сил процесса производства от физического труда и превращение их во масть капитала (курсив наш. - В. А.)». Как подчеркивает Энгельс: «Пусть фабричные рабочие не забывают, что их труд представляет собой очень низкую категорию квалифицированного труда; что никакой другой труд не осваивается легче и, принимая во внимание его качество, не оплачивается лучше; что никакого другого труда нельзя получить посредством столь краткого обучения, в столь короткое время и в таком изобилии. Машины хозяина фактически играют гораздо более важную роль в производстве, чем труд и искусство рабочего, которым можно обучить в 6 месяцев и которым может обучиться всякий деревенский батрак» .

Правда, подобная ситуация продолжается не очень долго (во всяком случае в преобладающих масштабах); поскольку по мере развития индустриальных обществ постепенно начинает нарастать действие закона перемены труда, которое мы рассмотрим несколько ниже.

Впрочем, закон экономии времени в эту эпоху начинает проявляться не только в лавинообразном росте объема производства самых разнообразных материальных продуктов. Выше мы упоминали о том, насколько сократилось время перемещений между различными географическими пунктами; как, благодаря значительному повышению скорости передвижений и сокращению стоимости этих передвижений на единицу расстояния и времени, стало достижимо для большинства членов общества oгромное множество разнообразных точек географического пространства и как стремительно сократилось время передачи информации.

Возрастание скорости циркуляции информации, а с ней - и скорости возрастания социального интеллекта увеличивается быстрее скорости всех остальных процессов, составляющих суть развития и эволюции общества. Таким образом, можно утверждать, что наибольшее влияние закон экономии времени по мере развития индустриального, то есть современного, общества оказывает, по сути дела, даже не столько на возрастание объема производства, массы и номенклатуры материальных продуктов (потребления и производства), сколько на увеличение обьема производства и скорости циркуляции интеллектуальной продукции. Именно это и составляет одну из важнейших предпосылок информационной революции и возникновения, в конечном, счете, того, что именуют информационным обществом.

Закон возвышения потребностей. Промышленная революция «за пустила на полные обороты» и действие ряда других социально-экономических законов (в предшествующие эпохи проявлявшихся весьма слабо). Так, приобретает массовый характер действие закона возвышения потребностей который раньше функционировал весьма ограниченно - может быть, в пределах очень тонкого слоя состоятельной и культурной элиты общества. Данный закон проявляет себя в эпоху промышленной революции уже в том, что множество предметов, вещей, товаров, орудий труда и наслаждений, которые ранее были доступны лишь богачам (не говоря уже о новых, неведомых прежде и самым богатым людям прошлого), благодаря значительному удешевлению и массовости производства входят в повседневный обиход множества рядовых членов общества.

Закон возвышения потребностей ввел в научную лексику В. И. Ленин в конце прошлого века в своем реферате «По поводу так называемого вопроса о рынках», где он писал:,«...Развитие капитализма неизбежно влечет за собой возрастание уровня потребностей всего населения и рабочего пролетариата. Это возрастание создается вообще учащением обменов продуктами, приводящим к более частым столкновениям между жителями города и деревни, различных географических местностей и т. п.... Этот закон возвышения потребностей с полной силой сказался в истории Европы... Этот же закон проявляет свое действие и в России... Что это, несомненно, прогрессивное явление должно быть поставлено в кредит именно русскому капитализму и ничему иному - это доказывается хотя бы уже тем общеизвестным фактом... что крестьяне промышленных местностей живут гораздо «чище» крестьян, занимающихся одним земледелием и не затронутых почти капитализмом» .

Собственно, на такую возможность указывали еще Маркс и Энгельс в первой главе своей «Немецкой идеологии»: «...Сама удовлетворенная первая потребность, действие удовлетворения и уже приобретенное орудие удовлетворения ведут к новым потребностям, и это порождение новых потребностей является первым историческим актом». Вероятно действие, закона возвышения потребностей проявлялось и в предшествующие эпохи, и в обществах традиционного типа. Убеждаясь в удобстве использования новых, неизвестных их предкам, орудий труда и предметов личного потребления, люди быстро привыкают к ним, и всякое их исчезновение из своей жизни или уменьшение уровня их потребления уже рассматривают как снижение самого уровня жизни. (Хотя еще сравнительно недавно не только их предки, но и сами они, не подозревая об их существовании, вполне обходились без таких предметов и при этом ощущали себя в достаточной степени удовлетворенными.) Тем не менее на протяжении эпохи традиционных обществ общий уровень запросов подавляющей части населения остается весьма низким, слабо, почти незаметно изменяясь с течением времени. Многие поколения живут в кругу практически одинакового набора потребностей. Есть основания считать, что этот круг потребностей, скажем, у «среднестатистического» русского крестьянина конца XVIII века вряд ли резко отличался от комплекса потребностей, которым обладал его предок лет триста-четыреста назад. (Кстати, это определялось еще и крайне низким развитием коммуникационных сетей.)

Положение коренным образом изменяется с началом индустриализации. Мы упоминали выше, что основные признаки индустриально- го общества проявляются в истории системно. Не менее связанную и цельную систему представляет собой и рассматриваемая нами совокупность социально-экономических законов. Так, расширение масштабов действия закона возвышения потребностей вызывается к жизни интенсификацией закона экономии времени: значительно удешевляются вследствие массовости производства многие виды потребительской продукции, на рынке появляется множество неизвестных ранее ее видов. Именно вследствие удешевления товаров первой необходимости, удешевляется и стоимость рабочей силы. В то же время совокупность этих процессов ведет к ситуации, которую К. Маркс называет абсолютным обнищанием рабочего класса. Попробуем дать определение этой ситуации.

Относительное обнищание пролетариата понять гораздо проще: оно возникает вследствие того, что темпы прироста доходов рабочего класса отстают от темпов прироста доходов буржуазии. Поэтому хотя в индустриальном обществе вроде бы действительно имеет место рост доходов «среднестатистического» рабочего, темпы этого роста все больше отстают от темпов прибылей, получаемых классом буржуазии. Но как понять сущность абсолютного обнищания? К. Маркс в большинстве случаев прямо связывает его со снижением уровня зарплаты ж рабочих в сравнении с их же прежним положением. Однако уже Э. Бернштейн спустя всего полтора десятка лет после смерти Маркса подчеркивает как устойчивую тенденцию повсеместный рост доходов » рабочего класса в абсолютном выражении. В таком контексте понять суть абсолютного обнищания пролетариата можно лишь следующим образом: темпы роста его доходов отстают от темпов рост а его потребностей - в количественном, но в особенности в качественном отношениях.

На протяжении жизни одного поколения появляется все больше и больше новых, неизвестных прежде видов потребительской продукции, а главное - они очень быстро превращаются в предметы первой, необходимости. Своеобразным символом такого процесса стала деятельность Генри Форда, сформулировавшего в качестве миссии своего бизнеса создание автомобиля, доступного среднему американцу (вспомним знаменитую фразу Остапа Бендера: «Автомобиль - не роскошь, а средство передвижения»). Конечно, немалый вклад в развитие этого процесса вносит и реклама, но все же главная роль принадлежит головокружительным темпам роста массового производства, т.е. усилению действия уже известного нам закона экономии времени.

Итак, действие закона возвышения потребностей ведет к тому, что практически во всех слоях индустриального общества стремительными темпами изменяются требования к качеству жизни. И все большее место среди представлений об этом качестве занимают образование и повышение квалификации. На фоне растущего образовательного уровня друзей, сослуживцев, соседей и их детей «среднестатисгический» обыватель уже начинает считать нормой получение более полного образования его детьми, повышение собственного образовательного и квалификационного уровня, приобщение его семьи к достижениям культуры и повышение интереса к политике. Таким образом, потребности интеллектуального развития и саморазвития все больше подпадают под воздействие общего закона возвышения потребностей.

Закон перемены труда. Совершенно особое место среди социально-экономических законов занимает закон перемены труда, который можно было бы рассматривать как своеобразную версию «закона возвышения интеллектуальных потребностей». Маркс вводит понятие этого закона в первом томе «Капитала»: «...Природа крупной промышленности обусловливает перемену труда, движение функций, всестороннюю подвижность рабочего... С другой стороны, в своей капиталистической форме она воспроизводит старое разделение труда с его окостеневшими специальностями. Мы видели, как это абсолютное

противоречие уничтожает всякий покой, устойчивость и обеспеченность жизненного положения рабочего, постоянно угрожает вместе со средствами труда выбить у него из рук и жизненные средства и вместе с его частичной функцией сделать излишним и его самого... Это - отрицательная сторона. Но если перемена труда теперь прокладывает себе путь только как непреодолимый естественный закон и со слепой разрушительной силой естественного закона, который повсюду наталкивается на препятствия, то, с другой стороны, сама крупная промышленность своими катастрофами делает вопросом жизни и смерти признание перемены труда, а потому и возможно большей многосторонности рабочих, всеобщим законом общественного производства, к нормальному осуществлению которого должны быть приспособлены отношения (курсив наш. - В. А., А. К.)» .

Сказанное Марксом может быть конкретизировано в виде следующих основных положений закона перемены труда.

1. Интересы прогрессивного развития общественного производства требуют постоянного приведения характера рабочей силы (образовательного, квалификационного, психологического и т.п.) в соответствие с действующим и быстро изменяющимся организационно-технологическим уровнем производства.

2. Это, в свою очередь, обусловливает необходимость постоянной готовности участников производительного процесса к тому, чтобы привести в такое же соответствие свои знания, умения и навыки как в количественном, так и в качественном (вплоть до смены специальности или даже профессии) отношении - то, что Маркс называет всесторонней подвижностью.

3. Закон этот объективен, то есть действует вне и независимо от воли людей, того, чего они хотят или не хотят, осознают или не осознают - со слепой и даже «разрушительной» силой естественного закона. Отменить, уничтожить или затормозить его действие не дано никому, его можно и должно лишь учитывать, приспосабливаться к нему. Сила данного закона будет действительно разрушительной до тех пор, пока не будут раскрыты его механизмы, а их действие будет направлено в выгодное для субъекта русло производственных отношений.

4. Закон перемены труда вступает в полную силу на стадии появления крупной промышленности (именно «природа крупной промышленности обусловливает перемену труда») и по мере развития индустриальной, а затем и научно-технической революции заявляет о себе все более мощно. В наибольшей степени проявление и характер действия данного закона зависят, главным образом, от уровня производительных сил, поскольку в нем отражаются именно характер и темпы их развития.

5. Действие этого закона, как никакого другого, стимулирует развитие интеллекта - и прежде всего индивидуального. Данное развитие, по выражению Маркса, «как вопрос жизни и смерти», который ставит такого рода задачу: «.Мастичного рабочего, простогo носителя известной частичной общественной функции заменить, всесторонне развитым индивидуумом, для которого различные общественные функции суть сменяющие друг друга способы жизнедеятельности (курсив наш. - В. А., А. К)» .

Отметим, что процесс перемены труда осуществлялся и до индустриальной революции. Но есть ли основания утверждать, что он подчинялся действию закона перемены труда - во всяком случае в том контексте, в каком он сформулирован у Маркса? Скажем, до вторжения капиталистических отношений в сельскохозяйственное производство крестьянину приходилось поневоле быть попеременно и агрономом, и животноводом, и плотником. Однако этот круг занятий был достаточно четко очерчен, и за пределы его крестьяне не выходили из поколения в поколение. Следовательно, значение перемены труда, определяемое законом, окотором мы ведем речь, относится далеко не ко всякой смене видов деятельности одним и тем же индивидом.

Таким образом, человеческое общество в результате промышленной революции переходит в качественно иное состояние, именуемое индустриальной цивилизацией. Скорость социальных изменений увеличивается в колоссальной степени: их качество и объем резко возрастают, а время, в течение которого они протекают, сокращается до полутора-двух столетий.

Впрочем, объективность требует обратиться и к негативным последствиям индустриальной революции. Нравится нам это или нет, но один из основных принципов диалектики гласит, что за все приходится платить. Наряду с бесспорными благами, которые принесла человечеству промышленная революция, появились на свет (и тоже в колоссальных объемах) орудия смерти, чья «производительность» также подпала под общее действие закона экономии времени. Да, в сущности, и сами блага оказались не так уж и бесспорны: стимулируя производство все больших и больших объемов продуктов и товаров, вырабатывая у потребителя привычку к благам и стремление к приобретению все большего их количества, эпоха промышленной революции подвела человечество к порогу катастроф планетарного масштаба. Если даже отвлечься от вполне реальной опасности самоуничтожения в термоядерном пожаре, то уже становится невозможным закрыть глаза на то, как ненасытный молох индустрии требует для своего пропитания все большего количества ресурсов - сырьевых и энергетических. И человек, вооруженный орудиями огромной мощи, прилагает напряженные усилия, чтобы прокормить этого молоха, рискуя подорвать саму основу собственного существования - природу. Другими словами, именно результаты промышленной революции заставляют по-новому взглянуть на сущность социально-исторической эволюции, о чем мы и вели речь в первом параграфе данной главы.

В то же время возрастающий дефицит всех видов сырья, энергии (и даже - в определенном смысле - человеческих ресурсов), видимо, и послужил одним из главных факторов, обусловивших возникновение и развитие третьей из рассматриваемых нами революций - информационной. Уже первые ее плоды ощущаются как подлинное благо. Та часть человечества, которая проживает в странах, попавших в сферу влияния этой революции, кажется, навсегда избавилась от страха перед призраком голодной смерти, так долго маячившим на историческом горизонте (вспомним зловещего провидца Мальтуса). Население этих стран в изобилии обеспечено продуктами первой необходимости (как, впрочем, и второй, и третьей). Но главное, пожалуй, даже не в этом. Наука, которая раньше была скорее бесполезной роскошью, нежели реальной необходимостью, превратилась в действительно производительную силу общества и поэтому стала рекрутировать в свои ряды все большее число людей. Доля населения, профессионально занятого наукой, растет. А это, в свою очередь, требует и соответствующего информационного, обеспечения. Впрочем, научно-техническая революция второй половины двадцатого столетия расширяет материальные возможности для такого обеспечения. Если промышленная революция прежде всего «удлинила руки» человека, во много раз нарастила его мускульную мощь, то научно-техническая революция существенно расширила возможности человеческого интеллекта, создав машины, приспособления и приборы, практически неограниченно увеличившие емкость памяти и в миллионы раз ускорившие элементарные процессы переработки информации.

Это и создало предпосылки к тому, чтобы на мир обрушилась информационная революция. Завершив к началу 80-х годов ХХ века массовое обновление основных фондов (ориентированное главным образом на цели энерго- и ресурсосбережения), экономика наиболее развитых стран сместила главный акцент на автоматизацию и компьютеризацию всех производственных процессов, в том числе и управления. Основой этого процесса становится Электронная информация и развитие на ее базе автоматического производства. Если попытаться сформулировать суть одного из важнейших аспектов этой революции, то он, видимо, состоит в том, что именно она превращает информацию (практически любую!) во благо, доступное для массового потребления - подобно тому, как промышленная и научно-техническая революции делают массово доступными материальные блага. Владение и пользование знаниями перестают быть привилегией избранных.

Зародышем, из которого пятьсот с лишним лет спустя вызрела ин- формационная революция, был печатный станок Иоганна Гуттенберга. До этого времени обмен информацией был очень слабым, а сведения и знания просачивались к человеку, что называется, по разрозненным каплям. Знания, умения и навыки передавались главным образом устно и «вприглядку» - от отца к сыну, от учителя к ученику, от поколения к поколению. Чтение, т. е. процесс получения информации через материального посредника, носителя этой информации, зафиксированной в знаковой системе, было уделом сравнительно небольшой части человечества. Объективно, помимо прочих причин (таких, например, как дороговизна материала - вплоть до появления сравнительно дешевой бумаги) широкому распространению грамотности препятствовала слишком низкая производительность труда переписчиков книг. Стоит ли говорить, что манускрипты и инкунабулы являются раритетами не только сегодня, но и были таковыми в саму эпоху их изготовления. Именно печатный станок помог соединиться информационным каплям в ручеек - поначалу слабый; тонкий, но с течением столетий превратившийся в полноводную реку.

Информационная революция направлена на то, чтобы разрешить это глобальное противоречие: с одной стороны, научно-техническая революция вследствие того, что усилилось действие закона перемены труда, резко повысила спрос на знания; с другой стороны, огромная масса населения даже в развитых странах оказывается просто не в со- стоянии освоить в требуемом объеме колоссальную массу информации (добытой, отметим, другими), одновременно все более остро нуждаясь в ней.

Опираясь на сказанное, можно сделать некоторые общие выводы относительно того места и значения, которые имели глобальные революции в истории человеческого общества. Бесспорно, все они имели интернациональный общечеловеческий характер и неотвратимо распространялись по земному шару. Э. А. Араб-Оглы отмечает, что «каждый из этих революционных переворотов в развитии производительных сил общества был прологом новой эпохи во всемирной истории и сопровождался глубокими необратимым

и изменениями в экономической деятельности общества. Каждая революция порождала новые отрасли общественного производства (сначала сельское хозяйством затем промышленность, а теперь сферу научно-информационной деятельности), которые со временем превращались в доминирующие, и общество начинало уделять им очень много сил и внимания» .

Социальные последствия, общие для всех глобальных революций, можно было бы свести к следующим основным моментам.

♦ Каждая глобальная революция вела к резкому, многократному возрастанию производительности человеческого труда в сравнительно короткие - по сравнению с предшествовавшим периодом социально-исторического развития - сроки.

♦ Все глобальные революции сопровождались огромным ростом материального, вещного богатства общества.

♦ В ходе глобальных революций существенно углублялось разделение труда, возникало множество качественно новых видов профессиональной деятельности. Как результат этого - возникало массовое перемещение населения из традиционных в новые отрасли материального и духовного производства.

♦ В ходе технологических революций многие виды занятий, считавшихся прежде бесплодными и праздными, превращались в наиболее продуктивные и значимые.

♦ В результате глобальных революций происходили глубокие изменения в образе жизни людей.

♦ Каждая из глобальных революций вела, в конечном счете, к возникновению нового типа цивилизации.